Бледная графиня
Шрифт:
Боб понял, что его перехитрили, что человек в плаще оказался ловчее.
— Да тут, в одну лавку, на этой вот улице, сэр, — не растерялся негр.
— Здешние магазины для вас дороговаты, — возразил незнакомец. — Возвращайтесь назад и там, на берегу, ищите лавки и таверны подешевле.
— Мне было любопытно, сэр, — сознался Боб.
— Идите назад. И так вы знаете больше чем достаточно.
Боб повиновался и повернул обратно, а незнакомец в плаще и шляпе с широкими полями продолжил свой путь.
Но негр все-таки не отказался от своего намерения проследить незнакомца. Но на сей раз он делал это так осторожно, что тот не заметил его.
Вскоре Боб увидел, что незнакомец вошел в один из домов. Медленно и осторожно негр стал приближаться к нему, надеясь, что уж сейчас-то он себя не позволит перехитрить. Терпеливо простояв в некотором удалении около получаса и не видя, чтобы тот, кто назвался Кингбурном, выходил из дома, негр предположил, что тот живет здесь. Тогда Боб решился, наконец, войти в подъезд. Но тут же со стыдом вышел: подъезд оказался проходным и имел выход на другую улицу.
«Эге! — с досадой подумал Боб, отправляясь к берегу реки, где были дешевые лавки. — Ты, верно, очень состарился, Боб, раз получил такой урок от иностранца. Какой позор!»
Очутившись на одной из прибрежных улиц, заполненной тавернами, танцзалами, лавками, завсегдатаями которых были по преимуществу матросы, Боб вошел в один из магазинчиков по продаже одежды, не закрывавшихся всю ночь.
В подобных заведениях люди вроде Боба могли купить хоть и не отменный, но все-таки приличный костюм. Боб приобрел сюртук, панталоны, жилет и шляпу, заплатил за все это вместе с галстуком двадцать долларов, переоделся и гордо вышел из лавки.
VI. ТАВЕРНА «ВЕСЕЛЫЙ ОБЖОРА»
Недалеко от большого моста, соединяющего предместье Бруклина с собственно Нью-Йорком, некий предприимчивый немец открыл таверну, получившую вскоре большую популярность.
Капитаны кораблей, матросы, рабочие, маклеры, нищие составляли обычное пестрое общество посетителей таверны «Веселый Обжора», наполняя ее громким разноязычным говором.
Сам хозяин — маленький, толстенький человечек — как всегда спокойно посиживал себе за стойкой и занимался подсчетом выручки, а посетителей обслуживали хорошенькие официантки разных национальностей. Гостеприимные двери таверны никогда не закрывались. Было в ней всегда жарко, а главное, жутко накурено.
Весь большой зал таверны был заставлен столами, скамейками и стульями, а на стенах горели газовые рожки. Ярко освещенные окна таверны хорошо просматривались еще с моста.
В таверне играла цыганская музыка. Старый венгр, тоже, может быть, цыган, привыкший, во всяком случае, вести кочевую жизнь, сидел на подмостках в конце зала и держал в руках гитару. Большая седая борода покрывала ему грудь. Он был одет в белую рубашку, бархатные панталоны и башмаки, а на шее висела цепочка с амулетом. Его жена сидела на заднем плане за арфой. Двое сыновей — красивые молодые люди — играли на скрипках, а две дочери, тоже яркие красавицы со смуглыми лицами, большими черными глазами и черными густыми волосами, играли — одна на арфе, другая на гитаре.
Войдем в эту таверну с господином, которого мы уже знаем и который накануне приехал в Нью-Йорк на пароходе «Звезда», — одним словом, с доктором Гагеном.
Он был одет, как и всегда, во все черное.
Открыв дверь, Гаген на мгновение остановился, оглушенный суматохой и шумом. Не ошибся ли он? Гаген снова вышел на улицу, посмотрел на вывеску. Это, и в самом деле, была таверна «Веселый Обжора». Впрочем, название и впрямь шло к ней.
Гагену в таверне назначил встречу человек, от которого он ожидал важных известий.
Гаген прошел в зал. Почти все столы были заняты. Внимание посетителей было приковано к старому негру, который пел и танцевал под гитарный аккомпанемент другого темнокожего музыканта, а две девушки-негритянки танцевали быстрый, ритмический танец. В глубине зала оказалось свободнее. Гаген сел за стол, за которым скучал одинокий посетитель, и заказал стакан вина. Сосед исподлобья взглянул на него. Гаген улыбнулся про себя, потом спросил:
— Вы хорошо знаете Нью-Йорк?
— Я здесь родился, — услышал он в ответ.
— Может быть, вам знакомо имя мистера Кингбурна?
— Кингбурна? Да, я знаю его. Это богатый торговец сукном на Бродвее.
— Торговец сукном? Я полагал, что мистер Кингбурн богатый землевладелец из Питсбурга и живет здесь только зимой.
— Очень может быть. Он так богат, что может владеть землей в Питсбурге и жить там летом.
В это время к столу подошел человек, при виде которого Гаген вскочил:
— Губерт, вас ли я вижу!
— В первую минуту я тоже глазам не поверил, что это вы, доктор.
— Да, это я. А вас привел сюда случай? Садитесь со мной. Я приехал только вчера, чтобы самому найти Марию Рихтер.
— Так вот для чего вы здесь…
— Я постарался бы и вас разыскать здесь, — дружески сказал Гаген, отметивший, что Губерт сильно изменился, словно снял с души тяжелый камень. — Я приехал сюда, потому что для графини важно выяснить: жива ли еще Мария Рихтер. Может быть, вы что-нибудь знаете о ней?
— Я искал, господин доктор, но напрасно.
— Однако я сейчас слышал про мистера Кингбурна.
— Вы имеете в виду богатого торговца на Бродвее?
— Вы угадали.
— Ну, так это не он.
— Вы у него были?
— Да. У него в доме нет никакой гувернантки. У него только двое сыновей. А другого Кингбурна в Нью-Йорке нет.
— Значит, верно, что Кингбурн, которого я ищу, живет в Питсбурге, — как бы про себя заметил Гаген. — А не встречали вы где-нибудь здесь полицейского инспектора Неймана?