Бледное солнце Сиверии
Шрифт:
Необходимо отметить, что Мен-Хаттон для него был той красной тряпкой, которой машут перед носом рассерженного быка. То, что командор выделял людей, говорило не об его заботе о благе предстоящего дела, а о том, что в нужное время в нужном месте он не преминет воспользоваться данным фактом, чтобы не выбить себе более благоприятного места, чем порт в дикой Сиверии.
— Дайте приказ, чтобы я смог взять харчей да прочей амуниции…
— Зачем? — отрываясь от бумаг, спросил командор.
Ну и наглость, — читалось в его лице.
—
— Ты сам идёшь, что ли? Ведь вас целая прорва отправляется…
— Не люблю быть от кого-то зависимым.
Мы встретились взглядами с командором порта. Ему стала подозрительным моя просьба. Не объяснять же ему про Фрола и блеск золота в его глазах.
— Н-да! — после моего заявления он точно уверился в том, что я «головорез ещё тот». — Не любишь быть зависимым… Ну, оно и понятно. Человеку с такой репутацией и «работой» по другому нельзя. Так ведь? — едкая ухмылка растеклась по лицу Зубова. — Видно, верно пишут в святых книгах: «В тёмные времена злу надо противоставить другое зло, чтобы оно само себя истребило»… Проклятый Храм то ещё местечко! Но с тобой бы я, пожалуй, не пошёл ни туда, ни куда ещё.
Но, не смотря на всё сказанное, он дал разрешение.
— Такое на моей памяти впервые, — бурчал старый обозник, отпирая громадный замок склада. — Сам Зубов приказывает такое… Ох-ох-ох! Да кто ж ты: брат или племянник? Заходи, смотри чего надобно.
А мне ничего особого и не требовалось. Сложив в мешок кое-какую провизию, я также набрал наконечников для стрел (свои почти закончились), запасную тетиву для лука, а ещё новое огниво, крепкую бечёвку (локтей пятьдесят), иголку с нитками (свои где-то потерял в Багульниковой пустоши, а пользоваться чужими как-то не удобно) и топор сиверийского типа.
— И всё? — брови старика приподнялись кверху. — Не густо ты, брат…
— А это что? — я кивнул на несколько громадных зелёных бутылей.
— Настойка с Умойра, — нехотя проговорил мне обозник. Он тяжко вздохнул и добавил: — Зубровка.
Я откупорил одну из ёмкостей и втянул носом воздух, ощущая характерный душистый аромат этой лесной травы.
— Крепкая? Отлей-ка мне во флягу…
Вечером я увиделся с Первосветом.
— Иду вместе с вами, — пробасил гигант. — Еле-еле упросил.
— Разве командор не даёт ратников? Я же слышал, что он посылает около трёх десятков…
— Так-то оно так, но меня ведь хотят оставить в этом растреклятом порту. Будь он неладен!
Я понимающе кивнул и отправился в «мастерскую». До самого вечера затачивал свои клинки, доводя их остроту до невозможного. Людишки вокруг хмуро поглядывали на мою персону и у меня вдруг сложилось такое впечатление, что уже все в порту Туманном знают о моём «лихом прошлом».
В голове медленно варились мыслишки. Думалось и о Фроле, и о будущем походе, об опасностях, таящихся в тундре, о нежити, турзах-элементалях, блуждающих огоньках… Потом все
Вдруг перед глазами встала Рута Снегова из Молотовки. Они с Заей такие разные и меж тем…
Стоп! Бор, как тебе в голову вообще могла забрести подобная мысль о сравнении этих двух женщин?
«Домострой», он, конечно, толково обо всём разъясняет. Нарушать его уставы дело паскудное, но вины я не ощутил ни перед Рутой, ни перед своей женой, хотя некая гадкая частичка меня едко заметила: «Сволочь ты, Бор. И предатель!»
И вдруг на меня накатил такой стыд… Так в детстве бывает: сотворил какую-то пакость, и знаешь об этом, и от того становится вдруг неимоверно стыдно. Краснеешь, тупишь взор, молчишь, будто в рот воды набрал…
Я аж остановился и перестал затачивать сакс.
Скажи, Бор, много ли женщинам надо? Простого счастья… чтоб муж верный, честный… любящий… деток мал-мала (можно чтоб и шалопаи, лишь бы здоровые)… достаток в доме…
Что я принёс своим женщинам? Их и так жизнь потрепала… обоих…
Глазам стало больно… до нестерпимого больно, будто жгло изнутри.
Эх-эх-эх! Борушка… И вроде не пропойца, как бывший муж Руты… работящий, настоящая опора для любой подруги.
И всё же что-то да не так.
О, Сарн, как же стыдно… Хотя, за что? Не я сам себя таким создал, верно? Конечно, мудрый человек сказал бы, что-то типа: «А изменить самого себя ты в состоянии»… А не выходит… не получается…
Рута, Зая… судьбы у них тяжкие. И тут ещё и я! Подарок ещё тот!
Утерев выступившие в краешка глаз слезинки, и, засунув сакс в ножны, я стал протирать лук.
Ход мыслей перескочил к Стояне-призраку, потом к козням Карла ди Дусера…
Вот накрутил тут в Сиверии! Сколько погибло людей, гибберлингов… гоблинов, водяников… орков…
Для себя я точно решил, что коли мне подвернётся случай, то магистру не сносить головы. Никакой жалости!
Весь этот сумбур «варился» в голове до самого вечера. Едва я покончил с оружием, как тут же решил выйти подышать свежим воздухом.
Сегодня ночь обещала быть тихой и морозной. В небе наконец-то за столько дней появилась желтоватая луна.
В порту было тихо. Люди разбрелись по своим «норам», только стражники дежурили у ворот. Под ногами громко похрустывала ледяная корка, сковавшая снег.
Я добрался до берега и направился вдоль хозяйственных построек на восток. Невдалеке виднелись тёмно-серые громадины кораблей. Ярко-оранжевые фонари, тускло освещали палубу.
Тихо… только ветерок чуть поддувает. Заманчивым светом мерцает астральное море.
Может, прокрасться на корабль, — мелькнула вдруг совершенно дикая мысль, — где-то спрятаться. Судно придёт в Новоград (а я был уверен, что именно туда), начнёт выгружаться. И я осторожно выберусь…
— Доброго вам вечера, — раздался чей-то голос.