Бледное солнце Сиверии
Шрифт:
— Сосед напротив делал «петушков» на палочке. Они у него всегда получались необычайно сладкими. Я пробовал и у других, но у старого Ерёмы они были лучше всех. Да и больше, чем у других… Он был совсем не жадный. А по праздникам… да и просто так, возьмёт и от щедрот своих протянет мне «петушка»…
Лузга улыбнулся так, как это делает человек, вдруг вспомнивший нечто приятное. Не весёлое, а просто приятное.
— Липовая улица, — сказал он. — Мы жили на Липовой улице. Она тянулась до самых Пивных ворот. Такой красивой улицы не было во
Улыбка Лузги стала глупой, но счастливой.
Женщин у него было предостаточно. Но не было ни одной такой, как Ульяна. Даже похожей…
Лузга поднял взгляд к тёмно-серому небу.
Есть такие женщины, что даются раз в жизни… Один раз. Больше подобных шансов нет, и не будет. Коли упустил — пеняй на себя.
Лузга не позволял себе ни разу вспомнить об Ульяне. Ни разу! Он гнал эти воспоминания прочь, выжигал из дальних уголочков памяти… А сегодня что-то случилось. Сегодня выяснилось, что ни одно из тех волшебных минут не пропало.
Конечно, всё вспоминалось в контексте… Ликёр, к примеру. Он сразу породил тысячи мгновений, мельчайших деталей… Улыбка, ямочки на щеках, родинка на левой скуле… жемчужины зубов… влажный язык, проникший в его рот…
О, Сарн!
Глаза пекли неимоверно. Откуда-то изнутри хлынула такая боль… Лузга еле-еле сдержался, чтобы не зареветь медведем. Хорошо, что никто не приметил выступивших слёз.
Бор щедро налил зубровки. Экспедитор с каждым словом Лузги лишь мрачнел. Он упёрся взглядом себе под ноги и молчал. И ещё пил.
— Кания была другой… Ей-ей другой! Я вам в этом клянусь, — Лузга посмотрел на Бора, потом на свою железную кружку. Он втянул носом запах зубровки и заметил: — А дальше, как идти к дому барышника Гудова, была старая винокурня… Красные ворота, оббитые медными единорогами. Очень красивые… Там мне довелось как-то пробовать ликёр… Божественный напиток. Ох, и вкуснотища!
Лузга вдруг замолчал, долго глядя на дно кружки. Его лицо вдруг посерело, глаза стали такими же колючими, как и всегда.
Он никак не мог взять в толк, отчего он, в сущности, не такая уж и поганая личность, умудрился стать наёмником у другого, возможно, тоже не плохого человека (тут, как посмотреть).
Обстоятельства? Почему именно так сложилась судьба? Кто или что виновато в том? А главное, зачем именно так всё произошло? Кому это надо?..
Лузга, или Прохор Власьев, был сыном счетовода, служившего у барышника Курилова в небольшом городке Старая Липа, что в Белокричевском уезде на древнем аллоде Великого Мага Клемента — Горуре.
Родословной похвастаться Прохор не мог, поскольку все его предки большей частью крестьянствовали на близлежащих землях. Однако же все они были людьми честными, добропорядочными и тем весьма гордились.
В памяти у Лузги навсегда осталось то, что и его отец, и его тихая заботливая мать, всю жизнь тяжело трудились. Лишней копейки в доме не было, но семья не голодала.
Вырос Прохор достаточно грамотным, и ко всему прочему был послушным и усердным малым. Отец прочил ему тёплое местечко у какого-то купца из соседнего квартала. Будущее уже было расписано до самой старости: честная работа, потом (всё зависит от усердия) и свой домик (небольшой, но уютный). Следующий шаг, как водится, добропорядочная жена и трое или четверо детей…
Надо сказать, что Старая Липа был городком со строгими благочинными нравами. Все его жители, словно посуда на полках: у каждого своё место, своя жизнь. Никто не скачет вверх, и мало кто падает вниз. Все сословия на своих насестах: дворяне, купечество, разночинцы, мещане и прочие, прочие, прочие…
Ульяна… Да, действительно милая озорная девчушка. Дочка бывшего полковника, а ныне именитого гражданина города — Топоркова Кирилла Афанасьевича.
Было начало лета. Вечером в городе становилось по-праздничному весело и шумно. На Брашной площади только-только установили помост для танцев. Обычно его сооружали именно к лету. Как раз и дни становятся длиннее, и горожане начинают дольше гулять.
Девушка стояла сама, подружки где-то затерялись среди многочисленных лавок. Прохор сразу выделил её из толпы.
Во-первых, она сильно контрастировала на всеобщем фоне. В тот момент Прохор сравнил Ульяну с цветком, одиноко растущем среди сухой блёклой травы в бескрайней степи. А во-вторых… во-вторых, такой нежной и беззащитной красоты он ещё никогда не видел. Как всякого мужчину его просто тянуло «спасти и защитить» этот чудо-цветок.
Он смотрел на неё во все глаза, отчего девушка смущённо улыбнулась. Её носик смешно сморщился.
— Ты так глядишь на меня, — сказала она Прохору, — что скоро прожжёшь дыру в платье.
Смех Ульяны был звонким, как у маленького колокольчика…
Потом были ухаживания, танцы, прогулки по Липовой улочке.
— Эй, молодые люди! — окликнул парочку лавочник возле винокурни с единорогами на воротах. — Не хотите ли попробовать… эльфийский напиток? Напиток любви!
— Какой? — улыбалась Ульяна, чуть смущаясь.
— Ликёр, — подняв палец кверху, сказал лавочник. — Бесподобная вещь! И только для вас двоих я сегодня припас бенедектин… О! Вы знаете, что в его приготовлении использовали двадцать семь особых трав?
— Нет, — честно признался Прохор.
Он видел по глазам Ульяны, что она хочет его отведать и полез в карман, тут же вспоминая, что там пусто.
— А-а, — отмахнулся продавец, — я сегодня угощаю! Не надо никаких денег… Глядя на вас… эх! Где мои молодые годы?
Лавочник протянул небольшие стеклянные рюмочки, наполненные эльфийским напитком с приятным волшебным запахом каких-то цветов.
— Ликёр… бенедектин… что значит «Благословенный», — сказал улыбающийся лавочник.
Потом были поцелуи в тихих местах. Нашёптывания, признания в любви… планы.