Бледное солнце Сиверии
Шрифт:
— Вот именно! Это куски самородного золота! А ещё? Фигурку медведя?
— Ты мог бы изъясняться…
— Ну вы даёте! — перебил меня охотник. — На сундучке был знак Молотовых. Да и сам обоз был ихний. Видно, везли добытую у озера соль. А ещё, как видите, и золото!
— И что? — всё ещё не понимали мы.
— Это золото принадлежит гоблинам! Это их фигурка. А, значит, ребятки Молотовых залезли на чужие земли, и мало того — ограбили их святилище. Гоблины племени турора поклоняются медведям. Они даже считают, что произошли от медведей.
Семён
— Ну вы даёте! — снова повторил он.
— Мы не местные, — сказал Холодок. — Всех ваших делишек не знаем.
— Ладно, ещё раз объясню, — Семён подошёл к нам ближе. — Местное племя гоблинов это варвары, которые поклоняются какому-то своему мифическому богу, имеющему внешность медведя. Точно не помню, как его там зовут. Это Ермолай Сотников помнит, поскольку с ними заключал союз и какое-то время изучал их обычаи. В Уречье, а ещё точнее — в Южном Уречье, охотникам не разрешено промышлять медведя.
— Ха! — бросил Холодок. — У тебя самого полушубок из медвежьей…
— Тут есть один момент: на мне полушубок не из таёжного вида бурого медведя, а из его собрата — северного голубого, что обитает на Костяной равнине за Великанами. Так вот — поскольку медведь для гоблинов священен, Ермолай договорился что бурого трогать тут не будут, и запретил на него охотится в Уречье, чтобы не накалять обстановку. Это понятно?
— Угу.
— Ходят упорные слухи, что гибберлинги когда-то нашли в предгорьях Уречья медную жилу. Правда, пока это лишь слухи. Молотовы заинтересовались, и, говорят, стали тайно засылать горных мастеров. Стало сие известно, потому как гоблины стали вдруг жаловаться сначала Ермолаю, потом Стержневу, что мы, люди, отчего-то постоянно лезем к ним в Южное Уречье. Всех, кого ловили за нарушением соглашения, оказывались работниками фактории. Они всё время оправдывались, что, мол, случайно, или, мол, не заметили, как перешли межевые границы, или не знали. В общем, всё в таком духе. Но, думается мне, что всё-то они знали, просто искали эту самую жилу.
— А причём тут золото? — не понял Игорь.
— Причём? Эти изыскатели, очевидно, натолкнулись на святилище гоблинов. Ермолай как-то говорил, что видел его в Соляных горах, но только издали. Так вот, эти молотовские ребятки мало того, что убили медведей, что по законам племени турора карается смертью (ведь для них убить медведя всё равно, что убить своего соплеменника), так ещё, видно, и украли золотые изделия. Теперь понимаете, почему гоблины напали на солеварню, а потом и на обоз? За подобное осквернение… святотатство… А мы ещё им на помощь шли!
Мы молчали, обдумывая всё услышанное.
— Но ведь это всё домыслы, — подал я голос. — Прямых улик-то нет.
— А фигурка? А знак на ларце?
— Скажут, что нашли в лесу. Положили в то, что было под рукой, к примеру, сундучок…
Семён сердито махнул рукой.
— Да пусть говорят, что хотят! Я уверен, что Молотовы к этому приложили руку. Здесь всё делается с их согласия.
Семён
— Постой! — крикнул Игорь. — Если золото с Южного Уречья, то чего мы до сих пор здесь?
— Кто тут следопыт? — бросил, не оборачиваясь охотник. — Следуйте за мной, а там видно будет.
И наша четвёрка отправилась следом за Семёном.
9
Где-то далеко справа шумел Медвежий порог. За два дня пути, мы отмахали солидное расстояние и вышли на небольшое плато, с которого хорошо просматривалось Солёное озеро. Черными строениями на белом снегу выделялась солеварня с жилыми избушками, а чуть дальше от неё каменная часовенка.
Семён очень долго всматривался вдаль, а мы залегли у кустарника в ожидании.
— Странно, — заметил я, обращаясь к парням.
Добрыня перестал жевать вяленое мясо и повернулся ко мне.
— Что именно? — спросил он.
— Почему озеро солёное, а в Малом Вертыше — пресная?
— А-а! Вот, наконец, и ты это заметил!
Добрыня добро улыбнулся.
— Это одно из самых загадочных чудес Сиверии. Вон там, где озеро переходит в Вертыш, из воды торчат высокие черные камни. Видишь?
Я присмотрелся.
— Вроде, что-то торчит.
— Это Жадные Пальцы. Так их тут прозывают. Едва вода озера их минует, как перестаёт быть солёной.
— Почему?
— Я же сказал, что это одна из тайн нашего края.
На самом деле, вода не переставала быть солёной, как утверждал Добрыня, и как думалось мне. Она на вкус была преснее, да и то по сравнению с озерной, которую даже к губам не поднесёшь, и потому только в Малом Вертыше и водился омуль, а в Большой, то бишь Длинный, Вертыш эта рыба даже не заплывала. Воду из реки в посёлке не пили. Люди вырыли несколько колодцев, откуда и доставали вполне пригодную для употребления водицу.
— Хватит там болтать! — прошипел Семён, подползая к нам. — Внизу турора шастает.
— Где?
Мы осторожно выглянули из-за веток.
— Вон, чуть левее того кедра.
И точно: в указанном месте виднелась невысокая фигурка. Я напряг зрения, пытаясь различить детали.
— Воин, — уверенно сказал Игорь. — Видишь, у него бронзовый шлем в виде медвежьей головы?
Я пригляделся: вроде так и есть. В руках у гоблина был короткий топорик.
— А вон ещё один, — тихо сказал Холодок.
Мы повернулись: в зарослях скрывался не один, а ещё минимум шесть воинов.
— И что они там ищут? — непонятно кого спрашивал Добрыня.
— Что ищут — не знаю, — резко ответил Семён, — но если внимательно посмотрите на солеварню, то увидите, что случилось с теми, кто там работал.
Мы одновременно повернули головы. Лично я ничего не увидел. Но вот Холодок вдруг в ярости заскрипел зубами.
— Они что, освежёваны? — глухо спросил он.
— Ещё бы! — ухмыльнулся Семён.
Мне даже показалось, что с каким-то злорадством.