Бледный преступник
Шрифт:
Она засмеялась.
– Тем не менее вы, вероятно, правы.
Она хотела что-то сказать, но я поднял руку:
– Знаю, знаю, не говорите ничего. Вы мне рассказали только о том, что написано в замечательной книге нашего фюрера. Не вдаваясь в психотерапевтический анализ самого писателя.
– Правильно.
Я сел и посмотрел ей в глаза.
– Но такое возможно?
– О да, конечно.
Я протянул ей страницу из "Штюрмера".
Она спокойно посмотрела на меня, затем открыла коробку с сигаретами. Я взял одну и, чиркнув спичкой, дал прикурить ей, затем прикурил
– Вы спрашиваете меня об этом по долгу службы, официально? поинтересовалась она.
– Нет, конечно нет.
– Тогда могу сказать, что это возможно. К тому же должна заметить: "Штюрмер" - произведение не одной, а нескольких психопатических личностей. Эти так называемые передовицы или иллюстрации Фино - одному Богу известно, какое влияние оказывает на людей такая мерзость!
– А вы не могли бы немного порассуждать. На тему о влиянии, я имею в виду.
Она поджала свои красивые губы.
– Его очень трудно оценить, - сказала она, помолчав немного.
– Конечно, если люди со слабой психикой будут регулярно поглощать информацию такого рода, она может повлиять на них.
– Повлиять до такой степени, что человек может решиться на убийство?
– Нет, - сказала она.
– Я так не думаю. Из нормального человека она не сделает убийцу. Но если человек к этому предрасположен, то вполне возможно, что публикуемая информация и рисунки к ней могут подтолкнуть его к убийству. Вы же сами прочитали в книге Берга: "Кюртен утверждал, что описание самого непристойного вида преступления оказало на него совершенно определенное влияние".
Она закинула ногу на ногу. Услышав шуршание ее шелковых чулок, я мысленно представил себе ее ноги, стянутые подвязками, и чуть выше кружевное великолепие, которое должно было там быть. Мышцы моего живота напряглись. Продолжая вести серьезный разговор, я представил себе, как просовываю руку под ее юбку и как она раздевается передо мной. Так где же все-таки начинается испорченность?
– Понимаю, - сказал я.
– А что вы как профессионал думаете о человеке, который опубликовал подобную писанину? Я имею в виду Юлиуса Штрейхера.
– Такая ненависть почти всегда является результатом сильной психической неустойчивости.
– Она помолчала несколько мгновений.
– Могу я вам рассказать кое-что по секрету?
– Конечно.
– Вы знаете, что Матиас Геринг, директор нашего института, - кузен Премьер-министра?
– Да.
– Штрейхер написал много ядовитой чепухи о медицине как о еврейской науке, и о психотерапии в частности. Будущее психического здоровья в нашей стране оказалось под угрозой. Следовательно, у доктора Геринга есть много причин убрать Штрейхера, он даже подготовил по приказу Премьер-министра его психологическую характеристику. Я уверена, что могу гарантировать участие нашего института в любом расследовании, касающемся Штрейхера.
– Я задумчиво кивнул.
– Вы подозреваете Штрейхера?
– Честно?
– Конечно.
– Если честно, то не знаю Пока давайте скажем так: я им заинтересовался.
– Хотите, я попрошу доктора Геринга помочь вам?
Я покачал головой.
– Нет. Не сейчас. Но спасибо за предложение. Я буду помнить
– Я встал и направился к двери.
– Бьюсь об заклад, что вы, вероятно, очень высокого мнения о Премьер-министре, поскольку он покровительствует вашему институту. Я прав?
– Он хорошо к нам относится, это правда. И я сомневаюсь, что наш институт мог бы существовать, если бы не его поддержка. Естественно, мы о нем высокого мнения.
– Пожалуйста, не думайте, что я в чем-то вас обвиняю, вовсе нет. Но неужели вам никогда не приходило в голову, что ваш благодетель с такой же легкостью может пойти и навалить кучу дерьма в чужом огороде, как Штрейхер в вашем? Вы никогда об этом не задумывались? Меня поражает, в какой грязи мы живем. И еще долго будем вляпываться подошвами своих ботинок в дерьмо, пока кто-нибудь не догадается отловить всех бродячих собак и поместить их в питомник.
– Я дотронулся до края своей шляпы.
– Подумайте об этом.
* * *
Корш рассеянно крутил свои усы, продолжая читать газету. Я подумал: не потому ли он отрастил их, чтобы выглядеть более мужественным, совсем как другие отращивают себе бороды вовсе не оттого, что им не нравится бриться борода требует не меньше ухода, - просто им кажется, с бородой их наконец-то начнут принимать всерьез. Но усы Корша, как два штриха, нанесенные карандашом для бровей, только подчеркивали хитрое выражение его лица. Они делали его похожим на сводника, что совершенно не соответствовало характеру этого человека, который, как я успел заметить за те неполные две недели, что мы работали вместе, был крепким и надежным.
Заметив мой взгляд, он решил проинформировать меня, что польский министр иностранных дел, Иосиф Бек, потребовал решить проблему польского меньшинства в районе Ольза в Чехословакии.
– Совсем как банда гангстеров, правда, комиссар?
– сказал он.
– Каждый хочет ухватить себе кусочек.
– Корш, - заметил я, - вы зарыли в землю свой талант. Из вас получился бы прекрасный диктор на радио.
– Простите, комиссар, - смутился он, складывая и убирая газету.
– Вы когда-нибудь раньше бывали в Нюрнберге?
– Один раз. Сразу же после войны. Но я бы не сказал, что баварцы мне очень понравились. А вы уже бывали?
– Я еду туда впервые. Но я понял, что вы имеете в виду. Весь этот их дурацкий консерватизм. Глупости все это, верно?
С минуту он молчал, глядя на проплывающий за окном сельский пейзаж. Потом, снова посмотрев мне в лицо, произнес:
– Вы действительно считаете, что Штрейхер замешан во всех этих убийствах, комиссар?
– Мы ведь в этом деле не идем наперекор начальству, правда? Да и гауляйтер Франконии, что называется, не пользуется популярностью в народе. Артур Небе зашел так далеко, что даже сказал мне: "Юлиус Штрейхер - один из самых больших преступников рейха, против него ведется уже несколько расследований". Он настаивал, чтобы мы переговорили с полицей-президентом Нюрнберга лично. Очевидно, между ним и Штрейхером нет особой любви. Но в то же время мы должны быть исключительно осторожны. Штрейхер управляет своей областью, как китайский военачальник. Не говоря уж о том, что он на "ты" с фюрером.