Блеск жемчуга

Стоун Кэтрин

–  Вам было страшно?

–  Нет.
– Сэм подумал, стоит ли рассказать о том, как ему в самом деле было страшно, - ему было три года, и его родители орали друг на друга, их голоса были искажены выпитым. Он тогда не понимал в точности значения слов матери: «Ты меня изнасиловал, ты что, не помнишь?» - но он отлично понимал, что они ненавидят друг друга, и именно из за него. Или тогда, когда ему было уже четыре, и мать бросила его на произвол судьбы. Или тогда, когда он уже понимал, что такое изнасилование и то, что он - плод насилия, а не любви. Или уже подростком, когда он был уже достаточно силен, чтобы пресечь попытку

отца убить его; Сэм понял, что ему нужно сделать это самому.

Сэм Каултер вполне был способен на это, ведь в его жилах текла кровь, унаследованная от его жестокого отца. Но в отличие от него, Сэм никогда не позволял себе быть жестоким по отношению к другим людям. Однако себе он не давал поблажек, и когда его оценки улучшались и казалось, еще немного, и он добьется успеха, он на недели пропадал из школы.

И все таки, несмотря на то, что Сэм отпустил все внутренние тормоза - пил, курил, употреблял наркотики, - он умудрился дожить до восемнадцати лет. Тогда его жизнь круто переменилась, но демоны остались, притаившись внутри. Когда нибудь Сэм расскажет все это Мейлин, но не теперь.

–  А что вы делали, ожидая возвращения Гарретта Уитакера?
– спросила Мейлин.

–  Там оставался ящик пива и коробка с сигаретами. Я рассчитал, что к тому времени, когда платформа окончательно погрузится в воду, я должен справиться и с тем, и с другим.
– Его голос в этот момент был резок, как тогда, на платформе. Но потом он продолжил, уже смягчившись: - Но Гарретт вернулся, хотя и не должен был делать этого. Это просто герой, Мейлин. Он не должен был рисковать жизнью, чтобы спасать меня.

–  Но рискнул же. Так почему?

–  Это была его платформа, а я был членом бригады, и он считал, что отвечает за меня.

«Отвечает за постороннего… но не за родную дочь».

–  Так именно в эту ночь ваша жизнь изменилась? Он помог вам измениться?

–  Да. Он с этого ничего не имел, а мог потерять все, - и все таки спас меня. Я решил, что тогда мне следует изменить свою жизнь, чтобы она стала достойной его подвига.

–  Он помогал вам?

–  То есть деньгами, на колледж? Он предложил мне деньги, но я не взял. Гарретт помог мне, дав нечто большее.

–  Но все эти годы вы должны были много общаться?

–  Не совсем. Мы иногда пересекались. У нас были одинаковые убеждения, и мы состояли в одних и тех же благотворительных фондах.

–  Но ведь вы считаете его настоящим героем?

–  Он и есть герой. А вы так не считаете? «Может быть, в отношении тебя и своей златовласки, но…»

В глазах Мейлин снова появилась тень боли, талантливая актриса забыла про нее. Сэм вдруг понял, насколько она уязвима и несчастна.

–  Расскажите мне тогда о героях, с которыми вам пришлось сталкиваться в жизни, Мейлин, - тихо попросил он.
– «Или нет, расскажите мне лучше о самом важном в вашей жизни, о том, что изменило ее».

«Моими героями были мои родители, - подумала про себя Мейлин.
– Пока я не узнала, что отец вовсе не погиб, а мать все эти годы лгала мне. А самый важный, переломный момент? День, когда я узнала, что все это ложь».

–  Мейлин?
– ласково позвал ее Сэм, видя, что от какой то внутренней муки ее глаза снова становятся ледяными. Он сказал ей многое, очень многое, не всю правду, но так много он не рассказывал еще ни одной женщине. И что взамен? Она

уплывала от него, отталкивала его.

–  Я должна подумать над этим, - сказала она, своим тоном давая понять, что разговор окончен.
– Я не могу припомнить ни героев в своей жизни, ни каких то переломных моментов.

–  О'кэй, Джейд, подумайте об этом.
– «А я подумаю над тем, не является ли мое увлечение тобой самой самоубийственной вещью во всей моей самоубийственной жизни».

ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ

–  «Я могу сама пройти шесть кварталов!» - смеясь и сияя, поддразнила себя Алисон.

Теперь, когда она отправилась в этот путь, у нее точно так же сияли глаза, и она ощущала прилив энергии, такой же огромный, как сокровища, которые надеялась обнаружить в Гонконге.

Она хорошо выспалась и проснулась готовой к приключениям. Алисон попросила, чтобы в прачечной погладили ее бело голубое платье, а когда через тридцать минут его доставили назад в номер освеженным и без единой морщинки, она задумалась над тем, какие туфли, пояс и украшения выбрать к этому платью.

Большую часть двух чемоданов, с которыми она прибыла в Гонконг, занимали карты города, справочники, путеводители, объективы и фильтры. Она взяла с собой ровно столько одежды, чтобы можно было дотянуть до вторника, когда прибудет остальная часть багажа. И все же, хотя аксессуаров в чемоданах оказалось не так уже много, казалось, прошла вечность, прежде чем она выбрала между белыми и голубыми туфлями, белым и красным поясом, между жемчугом и золотом для шеи и ушей.

Теперь настала очередь волос. Алисон запаслась золотыми заколками, шпильками и лентами для волос, но это все для домашнего применения, для работы, чтобы волосы не падали на глаза, когда она читала, писала или проявляла пленки. Алисон подумала, не сделать ли ей прическу, может быть даже зачесать волосы гладко, как у Мейлин. Однако, едва прикоснувшись к своим золотисто рыжим прядям, она оставила эту мысль - бесполезно. Все равно в раскаленном влажном приморском воздухе все ее ухищрения превратятся в ничто, когда от прически начнут отделяться упрямые локоны и предательски завиваться.

«Бесполезно, - подумала она, когда по дороге почувствовала, как начинают жить своей жизнью ее локоны.
– Бесполезно, глупо… Джеймс все равно женат на своей работе, он верен памяти жены, а если когда нибудь и увлечется, то это будет женщина вроде Мейлин. Теперь же его единственная страсть - его обещание Гуинет - «Нефритовый дворец».

И я выложусь полностью, до последней капли, когда буду фотографировать Гонконг, - поклялась себе Алисон.
– Ради Джеймса, ради его улыбки».

Тротуар вдоль Чейтер роуд представлял собой бурлящий ручей, полный целеустремленных человеческих существ. В отличие от него, сама улица была ленивым и почему то безмолвным потоком автомобилей, такси, автобусов и троллейбусов. Алисон слышала, как урчат моторы и изредка позванивает колокольчик троллейбуса. Однако совершенно не было слышно гудков - это при том, что в среднем четыреста восемнадцать автомобилей на милю дорожного покрытия делали уличное движение в Гонконге одним из самых оживленных в мире. Но оно было такое цивилизованное - даже шоферы такси носили белые перчатки. Все были так вежливы, словно направлялись на светский раут.