Блистательный Гильгамеш
Шрифт:
Безрукий месил глину ногами. Рядом тем же занимался слепой. Здоровым нагружали в корзины кирпичи и, упираясь лбом в широкий ремень, поддерживающий груз, они поднимались по лестницам на городскую стену. И так до заката.
Усталые от общественных работ люди возвращались домой и не было у них сил, чтобы омыть ноги.
— Или он собирается выстроить эту стену выше небес? — спрашивают друг у друга горожане, которых молодой царь переделал в строителей.
Но чаще они молчат. Нет у них сил на разговоры. Еле плетутся они по своим улицам.
Старики давно
— Стоило воевать с Аггой, чтобы превратиться в рабов у собственного царя! Зачем нам эта стена, если и так мы сильнее всех! — с таким вопросом то один, то другой житель обращался к богам.
Лишь на богов была их надежда, или они не видят, что жители живут из последних сил ради этой стены!
И боги услышали мольбы жителей.
И боги услышали мольбы жителей.
Боги собрались на совет.
— Этот Гильгамеш, он должен быть пастырем своему народу, — сказали они богу небес великому Ану. — Ты владычествуешь над Уруком вместе с ветреницей Иштар. Ты и сделай так, чтобы жители его не страдали.
— Я и сам то и дело слышу стоны жителей, — смутился великий бог небес, — но что мне сделать с Гильгамешем? Ведь старается он для нас! Наши храмы он огородил своей неприступной стеной. До него никто во всем Шумере не догадался такого сделать. Теперь к храмам не подберется ни один враг. Да и сам Гильгамеш, этот юный царь работает день и ночь — стоит ли наказывать его, если он чересчур увлекается? Даже я, бог, удивляюсь, откуда у него столько сил.
— Эти его силы ты и должен слегка приуменьшить. Пусть он перестанет мучить своих горожан, мы уже устали от их жалоб. Обратись к богине Аруру, она давно не лепила никого из глины, пусть слепит другого, подобного Гильгамешу, и этот другой отвлечет молодого царя, уменьшит его старательность. Или забыл, что любое достоинство в человеке, когда его слишком много, причиняет близким лишь боль и страдания. Не жди же, зови Аруру!
И великий Ан призвал старую богиню.
И великий Ан призвал старую богиню Аруру. Согбенная, скрюченными пальцами она слепила когда-то из глины немало людей. Люди ведь для того и появились по воле богов, чтобы стать им помощниками на земле и кормильцами. И напрасно то один, то другой человек придумывает себе особенное назначение. Продолжать человеческий род, радовать близких и дальних своими словами и своею работой — что может быть выше этого назначения?
В тот день, когда боги надумали лепить первых людей, их руки еще не привыкли к подобному занятию. Они поручили делать людей старой Аруру, а у той выходили из глины урод за уродом. Это потом она научилась лепить богатырей и красавиц. И теперь, когда множество поколений людей, рожденных теми, кого она вылепила, отжило свой век на земле, она не боялась за свое умение — старая богиня лепила того, кого представляла в своем сердце — и не ошибалась.
— Создать подобного Гильгамешу не трудно, — сказала старуха, — пусть они состязаются, а Урук отдыхает.
И
И появился Энкиду.
Кто-то большой, волосатый, сильный спустился с гори стоял среди трав в долине. Он смотрел на небо, вдыхал ароматы земли, и сердце его наполнялось радостью жизни.
— Ты кто? — подскочил кузнечик. — Раньше тебя тут не было. Как твое имя?
— Я не знаю, кто я, — ответил большой волосатый и сильный. — У меня нет имени.
— Так не бывает! — удивился кузнечик. — Каждый предмет на земле: цветок, зверь, туча и камень, лежащий среди дороги, знает, кто он. Вот я, например, кузнечик.
— Значит, и я — кузнечик! — обрадовался большой волосатый и сильный.
— Нет, ты не кузнечик, ты кто-то другой. Но ты не печалься, живи среди нас, если хочешь. А хочешь, узнай про себя у газелей.
— Кто ты? — спросили газели, такой большой волосатый и сильный. Как твое имя?
— Я не знаю, но может быть я — газель?
— Нет, ты не газель, но живи среди нас, если хочешь. Вместе пойдем к водопою.
Юный охотник, сын пастуха, ловец диких животных, увидел дивное чудо: кто-то большой, волосатый и сильный бежал по степи вместе с газелями и скрылся вдали среди трав.
Охотник устроил засаду у водопоя. Звери округи приходили сюда — без воды никто не прожил бы и нескольких дней.
Скоро юный охотник разглядел и друга газелей. Муж, такой же могучий, как доблестный царь Гильгамеш, пришел со зверьем и был им как друг или брат. Вместе со всеми теснился он у воды и пил по-звериному.
И видел охотник еще: едва стадо газелей, напившись, ушло от оазиса, как появилось семейство львов. Газели, обычно пугливые, не бросились вбег, их могучий защитник подошел ко львам в одиночку, и львы, исполняя приказ грозного предводителя, послушно ушли, пропустили стадо газелей.
И еще увидел юный охотник, как тот муж обнаружил ловчую яму, вырытую накануне и прикрытую ветками, и сразу засыпал ее. И понял охотник, кто ломает в последние дни все его ловушки, рвет силки, засыпает другие ямы. Почему не ловятся больше звери.
Пришел охотник к отцу-пастуху, и на лице его был испуг, словно боги позвали уже его в последний путь.
— Отец, я боюсь теперь выходить в открытую степь. Боюсь встретить лицом к лицу этого странного мужа, приказу которого подчиняются даже львы.
— Сын мой, не надо бояться чудесных явлений. Ведь то, что кажется чудом тебе — для другого обычное дело. Если же в нашем мире нарушен порядок, для того существует царь, Гильгамеш. Расскажи обо всем ему. Он наш повелитель и поставлен богами, чтобы травы росли, овцы плодились, а дичь попадалась в капканы.
Юный охотник взял сотканный матерью кусок серой ткани, набросил его на тело, чтобы в городе никто не возжелал над ним посмеяться или спутать его с рабом, прихватил несколько свежих лепешек и отправился в путь. Он вышел еще до рассвета, в прохладных сумерках при бледнеющих звездах, и ко времени, когда солнце зашло за Евфрат, переступил городскую черту.