Ближе к телу
Шрифт:
— Не совсем, — честно призналась я, улыбнувшись. — Я психолог, изучаю психологию убийств.
— Я терпеть не мог Костика, — решительно выпалил Гена, прямо глядя на меня. — Я, наверное, мог бы его убить сам, но не делал этого. В милиции меня уже расспрашивали.
— Вот как… А чем же продиктована ваша неприязнь к Хорькову?
— Он занимался грязными делишками, начиная со старших классов школы. Слухами земля полнится…
— Что именно в его жизни вас не устраивало?
— Понимаете, Ольга Андреевна, я с детства воспитан в ненависти к наркотикам. Костя же, когда ему были нужны деньги,
— Откуда вы узнали, что он торгует наркотиками? — спросила я спокойно. Вот расскажу Полине, чем занимался ее хороший несчастный мальчик.
— Я же говорю, мои друзья покупали у него.
— Вот как, — вздохнула я. И задумалась: может быть, Гена знает про Лену. — Гена, а вы случайно не знаете, с кем Костя встречался в последнее время?
— Упаси боже еще лезть в любовные делишки этого обормота! Понятия не имею. Еще в школе он встречался с девчонкой из какого-то лицея. Видная девушка. Ему и деньги нужны были для нее. Как же ее звали-то? Имя еще необычное… Такое старинное, кажется. О, точно, Таиса ее звали. Высокая рыжая девчонка, хорошенькая очень. Но потом они расстались.
Я равнодушно выслушала эту тираду — школьные романы Костика меня совершенно не интересовали. И улыбнулась с облегчением, что могу с сознанием прекрасно выполненного долга отправиться к Полине. Неважно, что ничего толком не прояснилось, кроме наркотиков. Главное, можно оставить в покое Геннадия Хребтова — он производил впечатление достаточно безвольного человека и не мог убить Костика.
— Послушайте, но если Костя занимался наркотиками, почему вы ничего не попытались сделать? — удивленно спросила я, подумав, что если бы заметила кого-то из моих знакомых за таким занятием, приняла бы меры. — Вы же могли обратиться в милицию.
Гена смущенно потупился.
— Во-первых, все менты купленные — это известно каждому, — презрительно поморщился он. — А потом, зачем я буду лезть в чужую жизнь? Каждый живет как может и как хочет. Я просто старался не общаться с Костиком, и все. — Да, Костя еще и на руку нечист был. Не могу сказать точно, но ходили слухи… — и Гена замолчал.
Наверное, решил посмотреть, как я отношусь к сплетням. Очень плохо, но если это надо для дела… К тому же как показывает практика, далеко не всегда сплетни не имеют под собой почвы.
— Что вы имеете в виду? — удивленно спросила я.
— Да Костик еще и кражами занимался, говорят, — чуть смущенно заметил Гена. — Домушничал… Честно говоря, я могу в это поверить — руки Костика всегда были очень ловкими. Еще в школе мы как-то захлопнули дверь кабинета и забыли ключ. Так Костя открыл замок обычной шпилькой.
— И еще один вопрос, последний, — с улыбкой сказала я. — Вас, наверное, уже спрашивали в милиции. Где вы были вчера с трех до пяти вечера?
Гена задумался, недоверчиво глядя на меня. Наверное, он решил, что на психолога мало похожа — скорее на ведущего допрос следователя. Но его сомнения меня совершенно не тревожили. Ожидание ответа затянулось. Легкий
— Вчера я весь день был с друзьями, ко мне приезжала сестра из Владивостока, и мы с мамой, сестрой и приятелями были у меня. Подтвердить это могут все они: моя мама, даже соседи… Достаточно шумная была вечеринка.
Гена потер переносицу и добавил:
— Из соседней квартиры Васек даже заходил к нам часа в три — в половине четвертого. Мы ему налили, и гудели все вместе до того, как за ним пришла жена. Она увела его часов в шесть, наверное. Я все это рассказывал в милиции, так что можете не проверять.
Я была вполне удовлетворена своей деятельностью и, простившись с Геной, отправилась к Полине делиться новостями. То-то она обрадуется.
По пути решила заехать к Жоре — может быть, удастся узнать что-нибудь про связь Кости с наркотиками. Хотя… согласится ли Жора со мной разговаривать? Я же не Полина. С другой стороны, я психолог. И могу помочь следствию. Но может быть, попросить Полину поговорить с Овсянниковым? Он же ее муж, пусть бывший.
Впрочем, Полина уже звонила Жоре сегодня. И вряд ли согласится сходить к нему — она и так едва отделалась от Жориного общества. Слишком уж он жаждет пообщаться с бывшей супругой, бедняга. Что ж, значит, придется отправиться к Жоре самой.
Я подошла к зданию и беспрепятственно поднялась в Жорин кабинет. Вероятно, меня приняли за сестру — а Полину Андреевну Снегиреву здесь прекрасно знали и не смели чинить ей препоны. Понимали, чем чревато пойти против Полины Снегиревой — нрав моей сестрицы стал уже известен по всему отделению. Подойдя к кабинету Жоры, я увидела его самого, летящего откуда-то с ворохом бумаг. Верхняя папка кренилась и едва не падала. Я стремительно подхватила ее и прошла за Жорой в кабинет, не дожидаясь его возражений.
— Оленька, какими судьбами? — сочувственно прикоснувшись к моей руке, спросил Жора. Странно, он единственный, кто никогда нас не путал. Самое забавное в том, что Жора сначала познакомился со мной в клубе авторской песни, и только потом, не без моего участия, с Полиной. Но влюбился он в мою сестру, причем с первого взгляда.
— Жора, пообещай, что поможешь мне, — умоляюще глядя на него, сказала я.
Видимо, бравый майор вспомнил, какое горе меня постигло, и решил не усугублять ситуацию. Он не любил, когда я плачу, точнее боялся. Не умел Жорик успокаивать расстроенных женщин. А я, вспомнив о своих злоключениях, стряхнула со щеки слезу и прищурилась, пытаясь сдержать соленый поток.
— Конечно, Оленька, только не плачь. Все будет хорошо. Я обязательно помогу тебе, не сомневайся, — и Жора усадил меня в кресло.
— Жора, правда, что Костя Хорьков распространял наркотики? — слезы мгновенно высохли. Теперь я была одержима гневом — какие-то люди посмели похитить моих детей, и намерение «найти и обезвредить» этих людей все более усиливалось.
Овсянников внимательно посмотрел на меня и проницательно заявил:
— Вы с Полиной все же сунулись в это дело? Ну что вам дома-то не сидится? — вздохнул он.