Ближе к телу
Шрифт:
Я прикрыла глаза, пока бабушка колдовала над моим лицом. Так будет гораздо лучше — одно дело видеть весь процесс, а потом узреть в зеркале собственное измененное лицо, и совсем другое — открыть глаза и увидеть нечто совершенно необычное. Мне очень нравится это ощущение — смотреть в зеркало и не узнавать себя. Вроде бы ты, а может быть, и не ты. Вот и разберись, что верно.
Бабушка расспрашивала меня о Полине, но я отвечала односложно — расслабилась так, что даже говорить было лень.
— Оленька, как ребятишки? — спросила Евгения Михайловна, проводя напудренной пуховкой (я ощущала мягкое прикосновение) по моему лицу. При этом вопросе я с трудом сдержала слезы, но взяла себя в руки и ответила:
— Все в порядке, бабуль.
— Чай будешь?
— Нет, — отрицательно покачала я головой.
Я едва не заснула, настолько легкими были прикосновения умелых бабушкиных рук к моему лицу и волосам. И очнулась от легкой полудремы только когда Евгения Михайловна заявила:
— Полюбуйтесь на себя, Ольга Андреевна.
Я распахнула глаза — и не узнала собственного лица. Из зеркала на меня смотрела девчонка лет двадцати с ярким макияжем и чувственным ртом. Милое и очень сексуальное создание. Бабушка как-то так уложила мои волосы, что они казались значительно короче, чем на самом деле. Помимо этого, Евгения Михайловна щедро полила мою голову оттеночным лаком, который придал моим русым волосам легкий красноватый блеск. Я выглядела юно, почти не вульгарно и очень эффектно. А главное, не была сама на себя похожа. Причем совершенно. Только глаза мои остались, все остальное — совершенно чужое. Теперь я понимала, что значат слова «влезть не в свою шкуру».
— Ой, бабушка, спасибо тебе большое. Это просто бесподобно, — чмокнула я ее в щеку. Теперь могу отправляться устраиваться на работу.
Попрощавшись с бабушкой, я отправилась в Солнечный. Вошла в ночной клуб. Странно, Евгения Михайловна изменила мне только лицо, но мои ощущения также преобразились. Теперь я чувствовала себя не квалифицированным психологом и матерью семейства, а очаровательной и немного нахальной девчонкой из варьете. Почти без трепета я потянула на себя дверь клуба. Ко мне подошел охранник:
— Девушка, вы к кому?
— Я хочу устроиться в подтанцовку. Могу я поговорить с Господином Вано?
— Выступление уже скоро начнется, — охранник окинул меня оценивающим взглядом. — Но вы попробуйте. Я провожу вас.
Певец, о котором мне рассказывала Полина, и впрямь оказался отвратительным. Но это не так уж важно. Значительно важнее то, что ему понравилась я. Он спросил пискляво:
— Вы умеете танцевать, милое созданье?
— Да, — гордо и решительно ответила я, отметая все возможные вопросы. И он поверил! Спросил только:
— Как вас зовут?
— Оля, — очаровательно улыбнувшись, представилась я.
— Идемте, познакомлю вас с девочками из группы, — и исполнитель ввел меня в гримерную — большую комнату с зеркалами на стенах и толпой девчонок лет по двадцать — не больше. Я сразу же увидела личность, из-за которой оказалась здесь — по крайней мере, так решила. Блондинка среди девушек была одна, и она выделялась не только цветом своих волос. По сравнению с раскрашенными под индейцев малолетками, едва не пускавшими слюнки при виде «Жирного праха», она казалась уверенной в собственной привлекательности и даже несколько высокомерной. Певец представил меня. Имя блондинки он назвал самым последним:
— А это гордость нашей эстрады — Элен.
— Можно просто Лена, — слегка улыбнувшись, произнесла девушка низким, хорошо поставленным голосом. — Значит, ты теперь будешь танцевать с нами? Вот и хорошо. А сегодня ты выступаешь?
Я вопросительно взглянула на работодателя.
— Ну конечно же, — едва не пуская слюни, заверил он. — Посмотрим, на что способна девочка, не правда ли? Считай, Оленька, что сегодня твой вступительный экзамен. Хорошо себя покажешь — возьму на постоянную работу.
— Спасибо, — вежливо сказала я.
— Тогда тебе надо переодеться, — довольно резко, с командными нотками в голосе, заявила Лена. Я покорно кивнула, потом спросила чуть смущенно:
— А во что?
— Найдем что-нибудь.
— Девочки, девочки, на сцену, — резко сказал певец, припудривая нос пуховкой. — Элен, ты поможешь новенькой. Вы на третьей песне, запомнили?
— Ну конечно, — кивнула Лена. Гримерная быстро очистилась, и мы остались вдвоем.
— Ты где-то учишься? — доставая из гардероба нечто воздушное, ярко-алого цвета, спросила Лена.
— Нет, не хочется пока, — улыбнулась я. — А ты?
— Какой там, времени совсем нет. Я же еще работаю, визажистом в салоне. Правда, собираюсь все же поступать на заочное.
— Да, я тоже об этом подумываю, — призналась я, снимая одежду.
— Ты хорошо танцуешь? Переоденешься — посмотри из-за кулис на девочек. Если ты танцуешь хоть немного лучше их — тебя возьмут. Что здесь хорошо — не надо дипломов с хореографическим образованием. У меня его нет, разумеется.
— Слушай, а почему ты не танцуешь сейчас?
— Создаю контраст, — ехидно откликнулась Лена. — Посмотришь, как эти телки дрыгаются — и поймешь. Как здорово, что в нашем коллективе появился еще один умный человек! — воскликнула девушка. Я улыбнулась, польщенная. Видимо, единственным умным человеком в подтанцовке Лена считала себя. Я спросила:
— А что же девочки?
— Девочки! — с нескрываемым презрением воскликнула Лена. — Эти телки тупые, как пробки. Даже о шмотках и косметике с ними не поговоришь.
Я сочувственно улыбнулась и взглянула на себя в зеркало. Нельзя сказать, что мне очень понравилось сие зрелище. Платье очень мало чего скрывало, сшитое из очень тонкого красного шелка, оно подчеркивало все изгибы и линии тела. Пожалуй, будучи Ольгой Андреевной, кандидатом наук по психологии, я бы не решилась одеть ничего подобного. Разве что на интимное свидание. Но танцовщицу Олю это почти не смущало — я даже удивилась — неужели имидж оказывает такое огромное влияние на человека?