Ближнее море
Шрифт:
Я ни разу не слышала, как звенит золото, но уверена, что это было именно оно.
Заметив мое внимание, дама заговорщически усмехнулась, отчего ее детская корона засверкала вдруг подлинными бриллиантами.
Я все время хожу по краю
Я все время хожу по краю. Во сне я даже вижу его: вдруг под ногами раскрывается бездна, и я застываю над ней.
Я застываю над бездной, иногда начинаю хвататься за ускользающий мир, реже лечу.
Когда я летаю – мир шутит со мной, пряча удобные берега, если я лечу над водой,
Иногда, когда мне удается сохранить равновесие на краю, моя бездна обращается в мохнатого хищника и кидается на меня из засады.
Я все время хожу по краю. Я каждую секунду на грани. Под моими ногами если не болото, то зыбучий песок, если не океанские глубины, то воздух или даже огонь.
Я всегда на краю, и даже ты, в ком я тщетно искала опору, – не прочная стена, за которой я хоть на время могу обрести покой, а призрачное счастье, к которому боязно прикоснуться – вдруг исчезнет.
Моя дивная тайна, даже ты не удержишь меня на краю бездны, когда подует попутный ветер и придет время улетать.
SUNKILLER
Я очень белая, и солнышко мою кожу не жалует, чуть не досмотришь – ожог.
Тем не менее, работать довелось в Японии, где летом если и выходишь на улицу, то дальше уже приходится передвигаться короткими перебежками от магазина к магазину. Влетаешь, бывало, в двери магазина – и под кондиционер.
Зная эту мою проблему, желающие пригласить меня на пляж или на прогулку японцы покупали крохотный пузырек с солнцезащитным кремом под названием «SUNKILLER».
Таким образом, этот пузырек стал своеобразным знаком свидания.
Не знаю, как правильно перевести – «солнцеубийца» или «убийца солнца». Для меня был важен сам результат. Да и вот история осталась.
Из разговоров с мамой
Мама: Ты на мужиков как смотришь? Тебе главное, волосы подлиннее. Не ум, не красота, не деньги. Вот патлы сальные по плечи или хвост за спиной – и все!
Я: А тебе что в мужчинах нравится?
Мама: Ну, чтобы волосы были густые-густые и чтобы на затылке плоечками лежали. Ах!..
В магазине
Делаю покупки или когда, что называется, припрет, или желая исправить настроение.
Захожу в магазин, останавливаюсь возле пестрого ряда платьев.
Продавщица: Чего изволите?
Я: Настроение улучшить.
Продавщица (с видом профессионала): На какую сумму будем улучшать?
Покупатель
Это был симпатичный магазинчик с ассортиментом от народного сувенира и авторских украшений, до полотен современных художников. Писатель Павел Марушкин в то время работал в этом салоне. Любопытствующие, посещавшие художественный магазин, иногда часами бродили по залам и разглядывали картины, общаясь с продавцами и прицениваясь. Постоянных посетителей знали в лицо. С ними здоровались, ожидая, что в один прекрасный день те все-таки решатся на давно запланированную покупку и тогда…
И вот в салон зачастил пожилой, одетый в старый, потертый костюм господин. Он являлся чуть ли не каждый день, обходил картины, словно здороваясь с ними, и неизменно застывал в конце концов рядом с копией знаменитой картины Ивана Ивановича Шишкина «Утро в сосновом лесу», сделанной один в один с оригиналом 139 x 213 см. То есть здоровенным полотном, если попросту.
Копия занимала полстены и жутко надоела продавцам из-за того, что висела уже изрядное время и никому не была нужна. Вот в старые времена какой-нибудь санаторий или дом отдыха наверняка взял бы это чудо, – сокрушались товароведы. – Ведь сколько места занимает.
Тем не менее, за картиной никто не приезжал и она продолжала мозолить глаза, неизменно притягивая к себе опрятного старичка, который ходил-ходил и вдруг однажды словно набрался храбрости и решился сделать дорогую покупку. Влетел в магазин и тотчас устремился к своей любимице. Постоял, как это у него было принято, а потом – была, не была – подозвал к себе скучающего продавца.
– Сколько стоит это произведение искусства? – с напускной серьезностью и громко, чтобы все слышали, поинтересовался он.
Продавец указал на ценник.
– Заверните, – старичок окинул «Утро в сосновом лесу» по-мальчишески озорным взглядом и, убедившись, что двое младших продавцов подлетели выполнять его желание, стал руководить процессом снимания здоровенной картины. Кто-то побежал за тряпкой протирать раму, кто-то уже нес бумагу и бечевку.
– А доставка у вас есть? – деловито осведомился клиент.
– Как же без доставки. Назовите адрес.
– Угу, – чудаковатый старичок оглядел пространство магазина. Стена, с которой была снята картина, смотрелась как человек, на чьей одежде в самом интересном месте образовалась здоровенная прореха. И тут взгляд его остановился на копии картины Эдуарда Мане «Завтрак на траве» (холст, масло. 214 х 270 см). – И эта продается? Неужели? И сколько стоит?
Назвали сумму.
– Что же, они обе будут славно смотреться у меня в столовой. Заверните немедленно, а я тут еще, пожалуй, осмотрюсь. А эта красавица, – он ткнул суховатым пальцем в сторону натюрморта кого-то из современных художников, – ее тоже беру. Все три заверните, пожалуйста.
После того как третья картина была снята со стены и ее принялись обтирать и упаковывать, покупатель направился к кассе, с гордым видом вытащил из кармана пиджака бумажник и извлек оттуда один бумажный рубль.
Судя по выражению лица городского сумасшедшего, этого дня – дня, когда одним вальяжным движением он купит Шишкина и Мане, а также, не задумываясь о деньгах, подберет еще что-то из современной живописи, он ждал всю свою жизнь!
О предприимчивости
В картинную галерею пришел старый-престарый художник с папкой своих офортов. Еле добрел по жаре, то и дело останавливаясь и борясь с одышкой.
Посмотрели работы продавцы, побежали к директору. Так, мол, и так. Явился такой-то, еле живой. Может, взять у него что-нибудь, чтобы не обидно было, что путь такой проделал?