Ближнее море
Шрифт:
Приезжали знакомые из Японии. Всего-то на три дня. Пять лет не виделись. От гостиницы «Москва» на автобусе до ресторана, на том же транспорте обратно. Зашли на полчасика в бар выпить на дорожку. Японцы вообще не могут без этого. Разговор не разговор, если на столе нет напитков. Пусть и вода, но должна быть.
Поднялись на третий этаж в бар, уселись. Только заказали по мартини с соком, мужчины взяли себе виски, – заявляется администратор и прогоняет нас. Мол, идите в другой бар на втором этаже, а тут только для тех, кто живет в отеле. Стоял над душой, пока мы не убрались.
Спускаемся на второй этаж, а там бар уже закончил работать. Идите на первый этаж
Японцы злые, мы уж извинялись, извинялись… Стыдоба, да и только. Воистину, «совок» непобедим!
Весь приятный день как коту под хвост. Думаю, больше не приедут. А зачем, раз такое отношение? Куда иностранец ни сунется, с него дерут в 5–10 раз больше, чем с русских. Таксисты даже счетчик не включают: на кой, иностранцы – зеленый свет грабить.
У меня вышло три книги о Японии, но когда думаю, что о нас напишут японцы после такого, то руки опускаются.
Вопль в ночи
Когда же я научусь совпадать с календарем?!
Фокус
Коля Никитин приходил в гости со своим ковриком, садился на пятки, очень прямо держа спину.
– Хочешь, покажу фокус? – предложил он однажды Наталии. – Зайди мне за спину и скажи, сколько мне лет?
Наталия послушно встала со своего места и зашла Коле за спину. Чудо! Сзади он выглядел хрупким, нежным юношей.
– А теперь медленно обойди меня, – попросил Коля.
Наталия снова сделала то, что от нее требовалось, и… впечатление, произведенное Колиным лицом, невозможно описать словами. Если со спины ему ни за что нельзя было дать больше шестнадцати лет, то Колино лицо, худое, со впалыми щеками, все в глубоких морщинах, было лицом древнего старца!
Каим
– В Доме актера проходил джазовый фестиваль, – рассказывает Мурр. – Как обычно люди ведут себя на концертах? Шуршат программками или рекламными проспектами, кто-то кашлянет, кто-то роется в сумке, извлекает оттуда конфеты и тут же начинает разворачивать бумажки. Кто-то даже тихо переговаривается с соседом. Все идет своим обычным порядком, все как всегда.
Но тут появляется «Самкха»: Евгений Жданов со своими саксофоном и флейтами, перкуссионист Андрей Вихарев, который потом от Каима ушел в «Аквариум», сам Каим, кто-то еще у них был, не помню сейчас, была вокалистка по имени Ариадна…
У Каима его гитара, двенадцатиструнка с каким-то безумным экзотическим строем, штуки три банджо, собственноручно изготовленная калимба [23] . Действо начинается. Буквально после нескольких тактов воздух на сцене и в зале начинает густеть, зритель в креслах не то что боится кашлянуть, он дышит через раз.
23
Калимба – древнейший и самый распространенный инструмент в Африке (особенно в Центральной и Южной, на некоторых из Антильских островов). Ее называют «африканское ручное фортепиано»; это довольно виртуозный инструмент, предназначенный для исполнения мелодических рисунков, однако вполне пригодный и для игры аккордами. Большей частью применяется как аккомпанирующий инструмент. Большие калимбы придают неповторимый низкий гул живым басовым ритмам африканской музыки, маленькие издают совершенно призрачное, хрупкое звучание, похожее на музыкальную шкатулку…
Полутемный зал, а на сцене явно материализуется нечто вроде прозрачного, опалесцирующего шара, в центре которого сидит довольный Каим с банджо. Не глядя на гриф, он, что называется, наяривает, вокалистка поет, резкие пассажи саксофона сменяются певучими трелями флейты – и все это на едином дыхании. Светящаяся сфера вокруг музыкантов наливается перламутром, а люди сидят точно зомби – застыли в креслах, завороженно смотрят на сцену. Чудо!
Выступили. Полная тишина. Группа укладывает инструменты. Тишина. Потом робкий хлопок, и загремели аплодисменты. Ура!!! Люди с облегчением вздохнули. Группа ушла.
– Но это еще не все! – продолжает Мурр. – После Самкхи на сцене появляется вокальный ансамбль – то ли квартет, то ли квинтет, не помню. И откуда он, тоже не вспомнить: вроде из Днепропетровска. Перед выступлением они коротко распеваются, прямо перед зрителями в зале. Берут первый аккорд, и звучит полная фальшь. Минутная растерянная заминка. Они пытаются снова, и опять – кто в лес, кто по дрова… Музыканты ничего не понимают. Не первый год работающий, профессиональный коллектив… Третья попытка – и снова звучит откровенная фальшь…
Объявляется пятнадцатиминутный перерыв. Растеряны, надо сказать, все: зрители, музыканты, устроители…
После антракта люди заходят в зал, рассаживаются на местах, тот же квинтет начинает петь – все нормально. А почему раньше фальшивили? Загадка.
– А произошло вот что, – Мурр делает паузу, – у Каима все его инструменты в основном имеют настройку нетрадиционную, а играл он тогда музыку, которую с западноевропейской темперацией соотносить не стоит. Проще говоря, он изъяснялся музыкальным языком, совершенно не привычным нашему слуху. И они, Игорь и его музыканты, за свои 25–30 отведенных под выступление минут умудрились перестроить слух всему залу! Так что, когда после «Самкхи» вокальный джазовый ансамбль запел в традиционном ключе, зритель услышал нечто совсем иное. Потребовалось какое-то время, чтобы все вернулось на круги своя.
Вот так выступил Каим.
Время. Лирическое наступление 5
Ночью оставленное без догляда время привозит нас в будущее.
Завтракаем мы в реальном завтра. Потом обед – как обещание чего-то прекрасного. Полдник уже отмерил половину дня. Но полдник и полдень – суть разные времена. Отсюда первая неправда и недоверие.
И ужин – ужим во всем. Когда время сворачивается ужом и в темноте уже не видна дорога. Ужин ужимает время, пытаясь обуздать его бег и своеволие. Скудный, скромный ужин со звездами в небе и мечтами о завтра.
А потом снова завтрак и неизбежное завтра…
Не поделили
Году в 88-м пригласил Александр Сидорович Сергея Александровича Снегова в Ленинград выступить в клубе «Миф ХХ». Целый день они гуляли по городу, заходили в Союз писателей, в кафе. Рядом с Сидоровичем, а точнее, между ним и Снеговым, то и дело стараясь оттеснить Александра от приехавшего писателя и не давая никому вставить словечко, шла весьма довольная жизнью миловидная девушка, тогдашняя подруга Александра. Да, ей было чему радоваться! Ведь Сергей Александрович подарил ей роскошный букет цветов и вообще внимательно выслушивал, благожелательно кивая головой и загадочно улыбаясь, все то, чем она хотела поделиться с ним.