Ближний берег Нила, или Воспитание чувств
Шрифт:
— Ударник у Джимми Хендрикса. Сейчас с Джорджем Харрисоном играет.
— Ой, погоди, я тогда имя запишу… Как ты сказал — Нил Кессоги?
Она принялась чирикать обгорелой спичкой на пачке из-под «Беломора», а Нил завертел головой, ища глазами Линду. Но ее не было, зато к нему тут же подскочила Линда-два.
— Так и не узнал меня? — игриво спросила она.
— Не-а… Хотя погоди, ты в сто восемьдесят третьей школе до пятого класса не училась? Или до шестого…
— Не училась, — капризно сказала Линда-два. — Я сейчас с тобой учусь.
— Но у нас в группе всего две девчонки, и они…
— А я не в твоей группе. У нас общие семинары по языкознанию.
— Ну-ка, ну-ка… — Он вгляделся в ее раскрашенное, кукольное лицо. — Неужели Заволжская?!
— Задонская, — сердито поправила она. Вот это да! Серая мышка Задонская, которую он с первого взгляда зачислил в разряд тихонь-отличниц… То есть не сказать, чтобы в нынешнем своем виде она стала ему более симпатична, скорее наоборот. Но какая разительная перемена!
— Слушай, Марина…
— Линда! — Она топнула ножкой. — Марина я на факультете, и то для чужих!
— Но та, другая Линда…
— А она вообще не Линда! — Пухлые губы Марины Задонской предательски задрожали. — Она Олька, Олька Ильинская с албанского!
Задонская резко отвернулась и убежала в угол, а Линда-первая не заставила себя ждать. Подошла сзади, тронула за рукав, прошептала в ухо:
— Через пять минут жду тебя у лифта. Выходи незаметно… А то толпа рванет следом…
Нил ничего не понял, хотел переспросить, но ее уже не было.
Ему моментально сделалось до тошноты скучно среди незнакомых людей. Все они казались ему какими-то серыми, пыльными и удивительно вторичными, как бы пародирующими стиль и манеры хиппующей западной молодежи. Да и пародирующей весьма уныло и по-советски благопристойно:
Где наркотики, где секс если не групповой, то хотя бы индивидуальный?
Некстати вспомнился анекдот про групповой секс в трех странах — Швеции, Польше и СССР. В Швеции — это когда десять человек совокупляются, а одиннадцатый записывает на кинопленку. В Польше — десять человек эту пленку смотрят, а одиннадцатый крутит. В СССР же десять человек слушают, а одиннадцатый рассказывает, как он в Польше видел фильм про то, как в Швеции десять человек занимаются групповым сексом. Такая вот асимптота получается…
Пока он предавался этим размышлениям, у него трижды стрельнули покурить, дважды наступили на ногу и раз предложили задешево купить совсем капельку попиленный двойной альбом «Битлз» в венгерской перепечатке. Тут он решил, что пять минут, назначенные Линдой, истекли и пора идти на конспиративное рандеву.
Линда перехватила его на площадке и тут же увлекла за лифты, на лестницу.
— Слушай, что все это значит? — спросил Нил, спускаясь вслед за ней.
— Ринго приехал! — возбужденным полушепотом проговорила Линда. — Хотел спокойно с Джоном, Иоко и со мной посидеть, а сегодня пятница, клуб, к Джону пиплов набилось немерено…
— И что?
— Не всю же ораву поить-кормить? А потом Ринго всей этой колготы не любит…
— Чего не любит?
— Колготы, — повторила Линда. — Ну, суеты, толчеи. Вот они с Джоном и заперлись у Йоко в комнате. И она туда подойдет, как только с этим придурком Миком развяжется…
Нил остановился.
— Ты чего? — удивленно спросила Линда.
— Знаешь, я, наверное, домой пойду. А то неудобно получается. Я же буду лишний, меня никто не приглашал.
— Как никто? А я?
— Но ты…
— Для них мое слово — закон! — Она рассмеялась. — Ладно, не парься. Они сами просили тебя привести. Очень хотят познакомиться с крутым рок-мэном Нилом Баренцевым.
— Откуда они знают?
— Слухами земля полнится. В общем, он позволил Линде уговорить себя. На этаже, куда они спустились, было тихо, только в кухонном отсеке визгливо переговаривались вьетнамки, и оттуда тошнотворно несло жареной селедкой.
Дверь им открыли после условного стука, и взгляду Нила предстала необычная картина. Вместо лампочки горели свечи в стаканах. Свечей было не менее десятка, и нетрудно было разглядеть лежащие на полу и висящие на стенах коврики, кокетливое фигурное зеркало над маленьким рабочим столом, две аккуратно заправленные и прикрытые цветными пледами кровати, на подоконнике — ваза со свежими гвоздиками, на полках — расставленные между книг шкатулки, куколки, ракушки. Уютная девичья светелка, обжитая и ухоженная.
Все это Нил разглядел в те две секунды, пока маячил на пороге за спиной у Линды. Она втянула его за собой, и он оказался лицом к лицу с молодым человеком весьма своеобразной наружности. Прямые черные волосы, остриженные под горшок, и реденькие усы и бородка придавали его внешности что-то китайское, хотя круглые светлые глаза за столь же круглыми «ленноновскими» очками были однозначно европейскими. Одет он был в просторный и длинный черный балахон, из-под края которого вылезали неимоверных размеров ярко-желтые ботинки. Вместо рукопожатия молодой человек церемонно поклонился и показал рукой в глубь комнаты.
— Милости прошу, — проговорил он неожиданно скрипучим и пожилым голосом.
— Джон, это и есть тот самый Нил Баренцев, — прощебетала Линда.
— Спасибо, я уже догадался, — проскрипел странный молодой человек и, виляя бедрами, как заправская манекенщица, направился к расположенному в центре комнаты продолговатому столу. Линда вновь взяла Нила за руку и пошла вслед за Джоном.
Стол был великолепен. Посередине царственно возвышалась громадная плетеная бутыль, рядом с ней — половина бежевой продолговатой дыни в плоском блюде, с другого бока — большая салатница, доверху наполненная сушеной хурмой, чурчхелой и чищеным миндалем, и тарелка с нарезанным тонкими ломтиками сушеным мясом с белым соляным ореолом по краям, Джон уселся за стол, длинными пальцами вытащил из салатницы хурму и принялся жевать, не обращая на Линду с Нилом никакого внимания. Нил пожал плечами и вопросительно посмотрел на Линду.
— Будь проще, — весело сказала она и села на единственный свободный стул. — А Ринго где?
— А Ринго вот он!
Из-под стола вынырнула кудрявая взлохмаченная голова, появились широкие плечи, обтянутые серым свитером грубой вязки, атлетическое туловище и рука, легко держащая за ножку толстую деревянную табуретку. Табуретка была протянута Нилу, и он едва удержал ее двумя руками.
— Седалище для гостя! — провозгласил Виктор Васютинский. — Садись, дорогой, не стесняйся.
Нил вздрогнул.