Ближний берег Нила, или Воспитание чувств
Шрифт:
— Мерси… Сама-то где так по-нашему наблатыкалась?
Растерянность во взгляде Джейн была для него лучшей наградой. Впрочем, соображала она на удивление недолго.
— Дед с бабушкой обучили.
— Доу?
— Доу. Дед был корабельным мастером на Адмиралтейских верфях. В восемнадцатом году ушел от большевиков в Финляндию… Правда ли, что ваши руководители заставляют народ жить бедно, тогда как сами живут в византийской роскоши? Правда ли, что каждый десятый житель России является штатным осведомителем КГБ?
— Не правда! — окончательно вспылил Нил. — У нас осведомителем является каждый первый. Вот сейчас пойду и осведомлю про твои провокационные вопросы, получу за это большую бутылку водки и выпью ее из этого самовара!
— Водку из самовара не пьют, — заметил Эд. — Из самовара пьют чай.
— Как интересно, — сказал Нил и вышел, хлопнув дверью.
Настроение испортилось окончательно. Нил вернулся в свою комнату, врубил телевизор и с ногами улегся на матрац.
— Знаю, милый, знаю, что с тобой… — завыла с серого экрана эстрадная дива. Нил хмыкнул.
— Можно?
На балконе стоял Назаров, и на лице его блуждала растерянная улыбка.
— Заходи и дверь за собой прикрой. Сквозит.
Назаров подошел к столу и поставил на него большую пузатую бутылку.
«Fleischmann's Vodka» — прочел Нил на глянцевой этикетке.
— Стаканы на полке, — сказал он. — Джейн прислала?
— Сам пришел.
— Нет, я про водку. Назаров кивнул.
— Перебивает ставку, — заметил Нил. — Иди и скажи ей, что за сведения о деятельности, несовместимой со статусом иностранного корреспондента, компетентные органы дадут мне не одну поллитру, а две, так что, если хочет отмазаться, пусть тоже гонит не литр, а два.
— Не пори фигню, омбре, — устало сказал Назаров. — Не такая она идиотка.
Джейн тебя проверяла и по твоей реакции прекрасно поняла, что ты не стукач.
— А это, значит, мой приз за то, что выдержал испытание?
— Вроде того.
— Ладно, тогда забирай сосуд, диссидент, и пошли к народу.
VI
Седьмого марта Нил с гитарой поднялся на сцену институтского актового зала и своими лихими проигрышами, вкупе с уверенным вокалом, несколько отретушировал и приглушил сомнительные фиоритуры Сесиль. Упирая на то, что ему за столь короткое время не осилить такой сложный и экзотический материал, какой предложила она, он убедил Сесиль в спешном порядке разучить «Бьется в тесной печурке огонь» и, для настроения, простенькую песню, сложенную в свое время в веселой компании на основе особо удачного буриме:
Я иду по листопаду,
Листопад идет по мне.
Мне любви твоей не надо,
Я знаю — истина в вине.
В вине.
Загляну в кабак унылый,
Сяду в теплый уголок,
И задумаюсь о милой,
И выпью за нее глоток.
Глоток.
Я шагаю всем довольный,
Три бутылки осушив,
И ни капли мне не больно —
Сердце я в кабаке забыл.
Забыл.
Текст А. Царовцева.
Эту песенку Нил избрал потому, что в ней у Сесиль практически не было возможности украсить номер своими вокальными изысками. К тому же он справедливо рассудил, что в новом для себя репертуаре упрямая француженка не будет чувствовать себя слишком уверенно и поневоле уступит главенство ему, чем даст возможность избежать позорного провала. Так и вышло. Выступление международного дуэта Сесиль Дерьян — Нил Баренцев прошло с успехом. Особый восторг публики вызвала никому прежде не известная песенка про листопад.
Им долго хлопали, вручили от месткома букет цветов и коробку конфет, и Нил впервые увидел улыбку Сесиль. На мгновение ее личико перестало быть невзрачным.
— Слушай, мадемуазель, — сказал Нил, когда они вышли на улицу. — Не знаю, как ты, а я не прочь бы выпить приличного кофейку. Но во всем городе осталось только одно такое место. Рванули в «Сайгон». | — О, хестохан! — оживилась Сесиль. — Вьетнамская кухня!
— Там увидишь, — загадочно сказал он, увлекая ее к метро.
Но в «Сайгоне» их ожидало лютое разочарование. Все шесть новеньких, поблескивающих хромом кофеварок оказались прикрыты белыми тряпочками, а на каждой раздаче появились мятые алюминиевые бачки с черными кранами. Случайный характер немногочисленных посетителей был виден невооруженным глазом.
— А как же кофе? — растерянно спросил Нил у ближайшей буфетчицы. — Неужели у вас тоже нет?
— Почему нет? — неприязненно ответила буфетчица. показывая на бачок. — Это, по-вашему, не кофе? Бочковой, из сгущенки высшего сорта. Берите, берите, а то и такого на базе не осталось.
Нил оттащил от прилавка Сесиль, проявившую интерес как к экзотическому напитку, так и к ноздреватым лежалым ватрушкам, кривой пирамидкой выложенным на подносе рядом с бачком.
— Это совсем не полезно для здоровья, — сказал он. — Не судьба, видать…
Могу предложить мороженого, если не против.
— Пхотив, — сказала Сесиль. — Холедно.
— Ну тогда… Тогда давай провожу тебя до дому. Ты где живешь?
— Академически отель у Эрмитаж… И у меня есть чехная кахта…
— Что за карта? — удивился Нил.
— Carte noire. Фханцузски кофе.
В опрятном гостиничном номере с окнами на Неву Сесиль с гордостью продемонстрировала ему кипятильник, недавно приобретенный в «Пассаже». С его помощью мгновенно вскипятили воду прямо в стаканах, и Сесиль засыпала в кипяток растворимого кофе из длинной банки с черно-зеленой этикеткой. Вид у кофе был странный — не порошок, а гранулы, напомнившие Нилу неоднократно виденные в колхозах неорганические удобрения. Впрочем, гранулы растворились без осадка, а запах их и вкус оказался выше всяких похвал, что он не преминул заметить. Сесиль скромно улыбнулась, покрылась неровным румянцем и неожиданно вскочила. — Куда ты?
— О, я забыля апехитив… И из шкафчика была извлечена пузатая бутыль, при виде которой у Нила легонько стукнуло в виске.
— Голубой «кюрасо», — как можно небрежнее сказал он.
В глазах Сесиль промелькнуло удивление.
— О, ти знаешь кюхасо? Но здесь я не видель его ни в один магазин…
— Места знать надо.
От кофе с ликером стало тепло, покойно — и страшно захотелось курить. Нил вытащил «Феникс» и вопросительно взглянул на Сесиль.
— Лючше не надо, от фюм… от этот дим у меня кружить голева, — с сожалением произнесла она. — Но если очень хочешь — возьми эти.