Близнецы на вкус и ощупь
Шрифт:
— М-мерлин… Д-да…
— Разве меня так зовут? — отрывается от горячего тела Джордж, надавив нежно на чувствительный, доселе не задействованный, клитор. Лаванда испускает писк, закусив пухлую губу. Уизли подхватывает её, чтобы развернуть спиной к себе, удерживая за талию. Продолжая работать пальцами по небольшой окружности, Джордж уже слегка улавливает запах её возбуждения, и воодушевляется дразнить дальше свою… свою. Подсохший пух золотистых волос щекочет его левую щёку.
— Продолжай, — всхлипывает девушка на вдохе, её дыхание становится чаще и порывистей, округлая попка, непроизвольно стремящаяся
Словно змея, сбрасывающая кожу, скользит тело Лаванды в его руках. Раздеть бы его окончательно, положить на песок, зарыв ступни поглубже, и войти, вышибая из Браун высокочастотные стоны.
Сначала он бы вдоволь насладился пейзажем тёмных округлостей сосков, подрагивающих от нарастающих толчков, потом — её объемных приоткрытых губ с влажной полоской в глубине, уже неоднократно самозабвенно ласкавших его член. Губы пересохнут до потери цвета, частые, прерывистые потоки воздуха высушат глотку до свиста в лёгких. Он опустит нежный поцелуй в ложбинку между грудей, чтобы затем живо уставиться в её совершенно не развратное и по-девичьи плавное лицо, обдавшись, словно кипятком, чертовщиной в глазах. Её пальцы обхватят входящий в себя ствол в тугое кольцо, возбуждение усилится двукратно, и он кончит первым, выскользнув из киски на последней секунде, чтобы пронаблюдать извержение на сексуальную белую кожу внизу, так жаждущую его внимания.
Сладкая.
Но не сегодня, потому что Браун теряет устойчивость в ногах, отчаянно напирая на пальцы Джорджа, прося быстрее и больше. Здесь, в роще, её искусным стонам завидуют даже певчие птицы, а Джорджу — заменяют всю его любимую музыку разом. Челюсть напряженно стиснута, он сдерживает себя, чтобы отдать всё ей. Лаванда молчит, но просит кончить, и средний с безымянным пальцем лишь на треть погружаются в сжимающееся лоно, теребят, выныривают и повторяют по кругу.
Собственные руки гриффиндорки ползут на помощь, желая окончить пытку огнём Уизли, но он уверенно ловит их на полпути и отстраняет.
— Мы закончим, когда я скажу, — шелестит баритон в ушную раковину, и ответом ему вылетает лишь сдавленный всхлип и новая волна влаги внизу. Бедренные мышцы сводит, а в голове пустота. Я твоя безвольная бесчестная бескрайняя… Скользи, двигайся.
Ещё мгновение! Нет, подушечки отказались от своих обязательств, уехав с клитора вниз, отгоняя волну к влагалищу.
— Я, кажется, тебе уже объяснил, — едкий смешливый комментарий долетает до остатков сознания.
— Как ты это делаешь, дьявол? — и снова протяжённый стон распугивает белок на окрестных берёзах. Наглые пальцы возвращаются, но вместо того, чтобы привычно наращивать темп, лишь один из них невесомо начинает поглаживать чувствительную распалённую точку мерными движениями, словно кого-то подзывая… раз… два… три… четыре… пять…
— Можно.
Лаванда задыхается, не в состоянии неожиданно выдавить ни звука, тело трясётся, как под разрядом тока, вылетая с вершины воображаемого Эвереста, пока Уизли продолжает свои изощрённые ласки под материалом трусиков, мокрых уже по совсем иной причине. Это концентрированное касание вбирает в себя весь запал распалённых тканей, от этого превращая оргазм девушки в взрыв без начала и конца: он так протяжен, что во вселенной Браун кончилось время.
Острые коленки сводит к центру, и поток сладкой смазки, которую Джордж так любит на вкус, высвобождается, добавляя влажности. Он держит её практически на весу, пока девушка насаживается на его пальцы, не имея возможности выпросить ничего большего. Если бы можно было создавать крестражи оргазмами, сейчас один бы создался, потому что в каких мирах находится душа Лаванды — неизвестно, но точно не здесь.
Близнец вынимает руку и с наслаждением вдыхает терпкий сладковатый запах, а затем переносит пальцы в рот. В плавках тесно, но он хочет приберечь это на вечер. У Лаванды, видно по глазам, особые планы. Она без колебаний совершит сегодня всё, что он любит.
…
«Ну конечно же», — добродушно вздохнул Фред, подняв голову с полотенца и увидев, как две высокие фигуры с отсутствующими в реальности лицами, шатаясь, вышли из тени на вытоптанную тропу из гущи рощи. Он поднялся, ощутив приятные мурашки и, разбежавшись по раскалённому песку, занырнул в прозрачную воду с головой, сбрасывая накопленный солнечный жар.
Гребя широкими ладонями под себя, он плыл под поверхностью, не размыкая глаз, позволяя лишь игре света с плёнкой воды рисовать на веках бело-голубые полосы-блики. Невесомое тело забыло тяжесть согбенного сидения над письменным столом и острое древко метлы между бёдер, позвонки расправились, пересчитавшись, но не покинуло чувство лёгкого предвкушения ветра, развевающего чёлки, врывающегося в приоткрытое окно Хогвартс-Экспресса.
Завершённость.
Он всплыл, оставаясь по плечи в воде, обратив взор к берегу. Град капель стёк со щёк и кончика носа, возвращаясь в исконную обитель. Там, в паре десятков метров от него, заняв освободившееся место на подстилке, сидел Джордж. И он был счастлив. Фред это ощущал. Лаванда опустила губы на его плечо подле и так замерла, Фреду показалось, что его собственное отдалось лёгким немеющим покалыванием.
***
— Ты не помнишь, кто такой Бертрам Косматый? — спросил Фред, озадаченно листая учебник истории магии, сидя на полу подле кровати брата.
— Какой-то хрен из восстания против закона о пытках Нуменгарда, — бросил Джордж. Он собирал свой чемодан вручную, в отличие от всех остальных, предпочитавших махнуть палочкой и освободиться до конца дня. В углублении лежали стопками цветные футболки поло, рубашки с нагрудными карманами, джинсы, шорты и пара курток.
Небольшая связка комиксов занимала почётное место у крышки, где шансы смяться стремились к нулю. Между тканью были рассованы два хрупких полупустых флакона парфюма, пенал с инструментами для выкапывания ценных ингредиентов для зелий из земли, расчёска и несколько пустых мензурок Фреда из пакета Пэнси.