Близнецы на вкус и ощупь
Шрифт:
«Начали!» — раздался голос МакГонагалл, и на столах перед десятками глаз материализовались экзаменационные пергаменты. Джордж сглотнул и протянул руку к листам; шелест бумаги разнёсся по помещению.
Он решал задачи на автопилоте, невероятно простыми казались они по сравнению с существованием рядом с Имоджен, чья черноволосая голова неподъёмно склонилась над испытанием, завесив ширмой волос все черты лица. Гриффиндорец справился на двадцать минут раньше отведённого времени и не нашёл в себе сил перепроверить ответы.
— Эй, Джордж! —раздалось
«Как она могла сохранить такое выражение в моем присутствии после всего, что я натворил?»
Имоджен, виновато улыбаясь, помахала сломанным пером в руке. Джордж понял и протянул своё, убедившись, что никто не обращает внимания на подозрительное взаимодействие, но галёрка оставалась незамеченной слабым уже зрением профессора МакГонагалл.
Нежная рука, столько раз им целованная, блеснула чем-то ослепительно прекрасным, когда коснулась предлагаемого пера, слегка задев кисть Уизли. Он не мог оторвать глаз от бриллианта, украшавшего безымянный палец Стреттон. Такую красоту разве что в Гринготтс хранят…
Имоджен поставила подпись на страницах и вернула перо. Приготовив палочку для того, чтобы направить пергамент в стопку завершённых работ, она заметила застывший взгляд Джорджа.
— Я ухожу из школы, — шепнула она, и в глазах впервые промелькнула грусть. — Сегодня последний день, и, видимо, судьбе было угодно, чтобы я всё же попрощалась с тобой лично.
Эпоха — в этих глазах. Пепелище их безумной жертвенной страсти.
«Моя ночная принцесса», — сердце Джорджа пропустило удар, вспоминая. — «Я бежал к тебе по первому зову сломя голову два года, чтобы затем растоптать, не имея смелости даже сейчас произнести — прости. Даже спустя столько времени. Как карточный домик, схлопнулись казавшиеся устоявшимися отношения перед первым же катаклизмом, чередой неверных реакций, спровоцированных Обливиэйт. Мы родились невовремя, уже сразу обречёнными. Но стояли. До поры. До вызова, до маленькой зубочистки в колесе велосипеда.
Прости. Что ты была целостна и прекрасна, а я не смог ни отпустить, ни дать тебе большего. Ведь ты действительно непререкаемо великолепна, кто бы сдержался? Ты меня простишь, я знаю. А кто простит Мериду, что забрала у меня шанс на первые искренние отношения, оставив лишь огрызок внутреннего мира, жестокость, да похоть? Джордж и Имоджен — инкубаторная история забвения, роман с красивой обложкой, на последнем листе которого «Все умерли, никто не выжил» было написано сразу после заголовка».
— Почему ты уходишь? — вместо всего этого выдавил Джордж.
— Мне исполнилось восемнадцать, и я выхожу замуж, — Имоджен смущённо опустила глаза, потому что не рассчитывала, что он ещё не в курсе. — Я выхожу за профессора Снейпа.
На повёрнутой к его лицу кисти снова сверкнуло ослепительное кольцо. Когда Джордж в следующий раз моргнул и сфокусировался, зал уже был полупустым, а Имоджен растворилась.
***
Расслабленность поселилась в стенах замка, как только были вывешены оценки за экзамены. Список из сотни имён и фамилий, сдававших аттестацию шестого курса, венчала Мидоукер Холла. Джордж попал в третью группу из пяти, а Фред — в четвёртую, благодаря подтянутым в последний момент знаниям по зельям.
Даже гуляние по коридорам ночью как будто перестало на время быть табу, и беззаботные студенты, прихватив миски с нарезанными фруктами, часто смотрели парами и группами на россыпи звёзд на балконах глубокими вечерами, и вполне законно. Последняя неделя неги без лекций и забот, а далее — время паковать вещи, садиться в тесный, но уютный Хогвартс-Экспресс и покидать школу до осени.
Имоджен уехала, но её имя словно осталось жить в этих стенах — так обсуждаема в школе она не была за все шесть лет обучения, вместе взятые. Из уст в уста передавалось предание о том, как холодный и нелюдимый тридцатилетний профессор влюбился до того, что встал на одно колено и протянул слизеринской фее кольцо своей покойной бабушки. Никто не знал, где это произошло, но все знали, когда — между началом вечеринки дня её рождения и часом отбоя.
Снейп тоже уехал досрочно. Ночью, не привлекая лишних глаз, пара села в карету, запряжённую фестралами, и покинула земли дворца. Они направятся в Тенбридж-Уэллс, чтобы профессор попросил руки Имоджен у четы Стреттон официально. А после свадьбы одни поговаривали, что девушка переедет в Тупик Прядильщика, где расположена квартира профессора зельеварения, другие, — что доучится последний год в Дурмстранге.
На контрасте с остальным замком несуществующая Имоджен заткнула рты всему Слизерину. Тишина зелёной гостиной стала отдельной персоной: сталкиваясь в проходах, студенты змеиного факультета опускали глаза и прошмыгивали мимо, словно за ними наблюдал невидимый дозор.
Лишь в спальне украдкой перешёптывались девочки, опасливо косясь на заправленную постель, словно Стреттон могла неожиданно выскочить из-под неё.
— Как думаете, они… делали это?
— Конечно делали, — отмахнулась Милисента Булстроуд. Три соседки Имоджен и Пэнси по спальне сидели со стаканами чая и горстью контрабандных конфет с ликёром, скрестив ноги на полу. Стоял полумрак, усиливаемый обстановкой плотно заставленной комнаты со спиралевидными столбами кроватей, на которые были намотаны свисающие полы болотного цвета балдахина, и кованными сундуками, хранящими в недрах приготовленные платья для заключительной церемонии.
— Откуда ты всё знаешь, — Трейси Дэвис состроила издевательскую гримасу, потеряв ненадолго возникшую на её лице в минуты молчания привлекательность. — Факел держала?
— Какой дурак пойдёт замуж, не узнав, каков мужик в постели?
— Фу-у, — синхронно замахали руками Трейси и Дафна Гринграсс.
— Мы не хотим представлять, что там у Снейпа! И вообще, его за секс с ученицей надо уволить! — категоричный тон Дэвис словно хлестнул по лицам присутствующих.
— Ну-ну, моралистки нашлись, — вздёрнула нижнюю губу Милисента. — В клубе «Раздетый Хогвартс» вы, должно быть, работали официантками.