Близнецы по несчастью
Шрифт:
– Я уже рассказал следователю все, что знал, – ответил он на мой вопрос. – Вроде ничего не упустил и не вспомнил. А если бы вспомнил, – он порылся в кармане и извлек на свет засаленную визитку, – это телефон следователя, я бы обязательно позвонил.
– Иногда нужные детали всплывают в самый неожиданный момент, – заметил я.
Он захлопал черными ресницами:
– Ну посудите сами: журналист остановил машину, заказал плов, быстро поел, расплатился и убежал. Мы едва перекинулись парой слов. Он спросил, как подъехать к смотровой площадке, где позже нашли его машину, и я объяснил. Это все, клянусь Аллахом.
– Теперь объясните то же самое мне, – попросил я на прощанье. Татарин сделал это с удовольствием. Развернувшись на триста шестьдесят градусов, я задался вопросом: зачем вообще
Смотровая площадка расположилась в трех километрах от Южноморска, как и на Ласпинском перевале. Если останавливаться на последней стало доброй традицией как крымчан, так и гостей полуострова, то первая представляла лишь ее жалкую копию. Несколько ступенек вели на ничем не огороженный узкий пятачок. Правда, отсюда открывался потрясающий вид на Голубой залив. Быстро взбежав наверх, я подумал: кто-то выбрал для неказистой смотровой удачное место. Зажатый с двух сторон серыми скалами, залив с неправдоподобно голубой водой (во всяком случае, именно такой она казалась сверху) уютно грелся на солнышке, подставив палящим лучам искрящееся брюшко. На узкой полоске пляжа не было ни души, из чего я сделал вывод: попасть туда с берега невозможно. Интересно, поднимался ли сюда Коваленко? Если да, то зачем? Его здесь ждали? Я подошел к самому краю площадки. В траве оглушительно трещали цикады. Видно, из-за их древних как мир песен мое чуткое ухо не уловило никакого шороха, скрипа песка под ногами, и это чуть не стоило мне жизни. Внезапно чья-то сильная рука толкнула меня, и с криком, выражавшим скорее отчаяние, чем ужас, я покатился по каменистому склону к обрыву. Часто говорят: перед смертью жизнь, как кинолента, пролетает перед глазами за считаные секунды. Однако признаюсь честно: никаких кадров из прошлого я не увидел, хотя медленно и верно несся в преисподнюю. Из головы, как под порывом сильного ветра, унеслись мысли, тело послушно, без всякого сопротивления, скользило навстречу гибели. Наверное, осознание скорого конца ввело меня в некий транс, парализовав волю. Вот почему, когда движение к смерти внезапно прекратилось, я удивленно заморгал, не понимая, что произошло. Полежав несколько секунд на склоне горы, я осторожно повернул голову сначала вправо, потом влево. Да, мой убийца подумал обо всем: и о безлюдности места, и о возможности несчастного случая (пятачок не был огорожен перилами). Милиция вполне могла решить: человек любовался пейзажем, вдруг от высоты закружилась голова – и он упал. Ну а так как схватиться не за что, бедняга и спикировал на острые камни. Однако глаза преступника не разглядели небольшой пологий выступ на краю пропасти, достаточно высокий, чтобы приостановить мое падение. Я осторожно пошевелил рукой. Мелкие камешки со сдержанным шепотом посыпались вниз, ничем мне не повредив. Перевернувшись на бок, я неимоверным усилием расстегнул чехол и вытащил мобильный. Теперь оставалось отыскать в памяти телефон Валерии и нажать кнопку. Я не рискнул поднести телефон к глазам. Мне не было известно, насколько крепок выступ и какое время он еще выдержит тяжесть моего тела. Кажется, имя новой подруги шло третьим в списке абонентов. Нажав необходимые кнопки, я добился лишь того, что голос робота попросил перезвонить позднее. Столбняк ужаса сковал мое тело. В разгоряченном мозгу тонкой иглой пульсировала мысль: мне не избежать смерти. Убийца Коваленко все рассчитал точно. Как бы в подтверждение моих мыслей от выступа откололся маленький камень и полетел вниз. Итак, мне предстояло начать путешествие к гибели. Ни на что не надеясь, я собрался с силами и крикнул:
– Помогите!
Мне не ответило даже эхо. Впрочем, это неудивительно. Из пересохшего от волнения горла вырвались какие-то булькающие звуки. Я набрал в грудь воздуха и попробовал позвать на помощь еще раз. К моему удивлению, детский голосок, ойкнув, позвал родителей:
– Смотрите, там дядя!
Стоявшие на площадке мужчина и женщина вскрикнули. Я боялся поднять глаза, чтобы увидеть их. Мне казалось: любое движение оборвет хрупкую нить, которая держала меня
– Вы живы? – спросил звонкий женский голос. Я промычал что-то нечленораздельное.
– Мы вас вытащим, – подключился мужчина и, обратившись к жене, приказал: – Тащи трос. А вы лежите и не двигайтесь. Все будет хорошо.
Его уверенность передалась и мне. Оранжевый канат пощекотал мою потную щеку.
– Быстро хватайтесь за него и упирайтесь ногами в скалу! – человек наверху знал, что делал. Я буквально вцепился в спасительную веревку обеими руками. Ноги, оторвавшиеся от выступа, повисли над пропастью.
– Не смотрите вниз, – советовала женщина. Мои спасатели резко дернули канат, я, как мог, помогал им, карабкаясь наверх. Выбраться отсюда – вот чего я желал больше всего.
– Ну, вот вы и вне опасности.
Только теперь я разглядел людей, так неожиданно оказавшихся в нужное время в нужном месте. Муж, высокий, смуглый, чуть лысоватый, жена, блеклая блондинка, и их сын, мальчик лет двенадцати, смотрели на меня с участием.
– Как вас угораздило?
– Дурацкие туфли, – я сморщился. – Подошва слишком гладкая. Стоило подойти к краю обрыва – и на тебе! Огромное вам спасибо! Если бы не вы…
Они замахали руками:
– Не стоит об этом. Давайте мы отвезем вас в больницу. Вы могли…
– Я на машине, – вежливо перебил я спасителей. – Не беспокойтесь, пожалуйста. Если в дороге почувствую себя плохо… – Я крепко сжал их ладони. – Как жаль, что я ничем не смогу отплатить вам. Вы ведь спасли мне жизнь…
Я давно уже понял: для порядочных людей доброе дело – не из ряда вон выходящий поступок. Семья, давшая мне возможность отложить посещение загробного мира, села в потрепанный «Запорожец» и умчалась, а я еще долго смотрел им вслед. В последнее время хорошие люди редко попадались на моем пути. Я побрел к стоянке, тяжело опустился на сиденье и включил зажигание. Мотор дружелюбно заурчал.
– А ведь мы с тобой могли и не встретиться больше, – сообщил я машине, – двинули отсюда, мой четырехколесный друг.
«Фиат» не возражал. Я медленно поехал в город, подумав: вряд ли удастся сегодня что-нибудь обнаружить. Да и удастся ли вообще? В поисках моего коллеги целые отряды милиции и военных прочесывали окрестности – и ничего. Почему же я решил, что мне улыбнется удача?
Метрах в трехстах от смотровой под большими ветвями старой шелковицы я увидел лоток и притормозил. После всех пережитых событий ужасно хотелось пить. Бойкий веснушчатый парень, словно прочитав мои мысли, выбежал навстречу, расхваливая товар. Видно, с покупателями дело обстояло туго.
Я купил три бутылки минеральной. Он осклабился:
– А сладостей не желаете? Есть засахаренные фрукты.
Мои пересохшие губы растянулись в улыбке:
– Гулять так гулять. Отвесь килограммчик.
Он суетился, как собака, которой наконец бросили кость.
– Давно тут торчишь? – поинтересовался я. Продавец непонимающе захлопал ресницами:
– С самого утра.
– У тебя сезонная работа?
Парень покачал головой:
– В холодные дни я торгую пирожками и шаурмой.
– А вообще сколько твоему лотку?
Веснушчатый наморщил лоб:
– Мы с ним подружились прошлым летом.
– И все время стоишь в одном месте?
Он замахал руками:
– Мое место – возле смотровой. Но сейчас дикая жара. А там не спрячешься. Вот и приходится куковать под шелковицей.
– Именно куковать, – захотелось сострить мне, – местечко-то безлюдное. Покупатели в очередях не толкутся.
Продавец усмехнулся:
– Как сказать… Вы же притормозили.
– Это исключение, – я достал из кармана пятьдесят гривен. – Хочешь, пожертвую на развитие торговли?
Парень не растерялся:
– Откажется только идиот. Да только вы же не просто так оказываете спонсорскую помощь бедному крымскому предпринимателю.
Я хмыкнул:
– Верно. От тебя требуется информация.
Серые глаза зажглись золотыми, как веснушки, искорками:
– Валяй.
– Значит, зимой ты простаивал у смотровой, – начал я.
Молодой человек нахмурился:
– Горячее шло нарасхват.
Я пропустил эту реплику мимо ушей:
– В январе на стоянке нашли машину одного журналиста. А сам он как в воду канул.