Близнецы-соперники
Шрифт:
Всевышний испытывал людей. Как испытывал сейчас его.
Петрид склонил голову, его губы зашевелились, и в мозгу возникли слова безмолвной молитвы:
«Верую во Единаго Бога Отца, Вседержителя. Творца небу и земли, видимым же всем и невидимым. И во Единаго Господа Иисуса Христа сына Божия, Единороднаго, иже от Отца рожденнаго прежде все век. Света от Света, Бога истинна от Бога истинна, рожденна, несотворенна, единосущна Отцу…»
Они добрались до эдесской ветки. Стрелку уже перевели незримые руки, и поезд из Салоник рванулся на север, во тьму ночи. Югославские пограничники столь же жадно ждали
Югославы приняли несколько корзин с фруктами – ксенопские фрукты считались лучшими в Греции – и пожелали Аннаксасу счастливого пути и удачи, в которую сами не верили, потому что путь его лежал на север.
Во вторую ночь они добрались до Митровицы. Ксенопский орден отлично провел подготовительную работу: для них был расчищен железнодорожный путь, в это время не ожидался ни один состав. Поезд из Салоник миновал Сараево. Когда они стояли на разъезде, из тьмы вышел человек и обратился к Петриду:
– Через двенадцать минут передвинут стрелку. Вы поедете на север к Баня-Луке. Днем переждете на сортировочной. Там место оживленное, много составов. С вами свяжутся ближе к сумеркам.
На шумной сортировочной станции в Баня-Луке ровно в четверть седьмого вечера к ним подошел человек в рабочем комбинезоне.
– Все в порядке, – сообщил он Петриду. – В диспетчерских сводках вашего поезда нет, вас просто не существует.
В шесть тридцать пять им подали сигнал: передвинули еще одну стрелку, и поезд из Салоник попал на загребскую ветку.
В полночь на тихой сортировочной Загреба Петриду передали длинный коричневый конверт.
– Здесь бумаги, подписанные итальянским министром путей сообщения. В них сказано, что ваш товарный состав приписан к венецианскому экспрессу Ferrovia. Это гордость Муссолини: никому не позволено останавливать составы, следующие из Венеции. Вы переждете в депо Сезаны и поедете экспрессом Ferrovia из Триеста. С пограничным патрулем в Монфальконе не должно возникнуть никаких осложнений.
Спустя три часа они стояли на путях близ Сезаны. Огромный локомотив тяжело пыхтел. Сидя на ступеньках, Петрид смотрел, как Аннаксас манипулирует рычагами и колесиками.
– Ты отлично справляешься, – сказал он, не кривя душой.
– Да это дело нехитрое, – ответил Аннаксас. – Тут не надо образования – просто наловчился.
– А по-моему, очень хитрое. Я бы так не смог.
Брат посмотрел на него, пламя, выбивавшееся из топки, освещало его суровое лицо с широко посаженными глазами. Крупное приветливое лицо. Это был могучий великан. И честный человек.
– Да тебе все под силу, – тихо возразил Аннаксас. – У тебя, брат, такая золотая голова, ты такие слова знаешь – куда уж мне!
– Ерунда! – рассмеялся Петрид. – Помнишь время, когда ты, бывало, хлопнешь меня по спине и скажешь: работай, не зевай, шевели мозгами!
– Это было давно. Ты корпел над книгами – помню, помню. Депо было не для тебя, и ты выбрался оттуда.
– Только благодаря тебе, брат.
– Отдыхай,
Между ними давно уже не было ничего общего, и все из-за доброты и великодушия Аннаксаса. Старший брат зарабатывал деньги для того, чтобы младший мог перерасти своего кормильца… оторваться так далеко, что не осталось ничего общего. Но хуже всего было то, что силач Аннаксас осознавал, какая пропасть их разделяет. В Битоле и Баня-Луке он тоже настаивал, чтобы они спали, а не разговаривали. Как только они пересекут границу близ Монфальконе, спать придется совсем немного. А уж в Италии и вовсе будет не до сна.
Господь испытывал его.
В молчании, в открытой всем ветрам кабине, между ночным небом и темной землей, под рев топки, в которой бился огонь, с гудением вырывающийся через трубу в черное небо, у Петрида появилось странное ощущение. Его мысли и чувства словно отделились от него. Будто он наблюдал за кем-то другим в подзорную трубу с одинокой вершины. И он стал размышлять о человеке, с которым скоро встретится в Итальянских Альпах. Который подготовил для Ксенопского ордена сложный план движения через Северную Италию. Спираль, которая, закручиваясь, неуклонно, но неуловимо вела через швейцарскую границу.
Его имя было Савароне Фонтини-Кристи. Его имение называлось Кампо-ди-Фьори. Отец-настоятель ордена сказал, что Фонтини-Кристи были самым влиятельным семейством в Северной Италии. И, возможно, самым богатым. Доказательством их могущества и богатства служат двадцать семь листков бумаги в кожаном кошельке, который надежно прикручен к его груди. Только очень влиятельный человек мог достать их. Но как ксенопские старцы вышли на него? Какими путями? И почему некто по имени Фонтини-Кристи, по рождению принадлежавший римско-католической церкви, оказал столь большую услугу Ксенопскому ордену?
Он был недостаточно осведомлен, чтобы ответить на эти вопросы, но они не давали ему покоя. Он знал, что находится в железном ларце, спрятанном в третьем товарном вагоне: там было больше, чем могли представить себе братья-монахи.
Значительно больше.
Старцы посвятили его в тайну. Теперь он мог без сомнений и колебаний взглянуть в очи Господу. Ему была необходима эта уверенность.
Бессознательным движением руки он нащупал кожаный кошелек под плотным полотном рубахи. Вокруг ремней образовалась сыпь, натертая кожа припухла и саднила. Наверное, скоро воспалится. Но не раньше чем двадцать семь листов бумаги выполнят свое предназначение. А потом уж не важно…
Вдруг в полумиле впереди, на северной ветке, они увидели венецианский экспресс из Триеста. Связной из Сезаны выбежал из смотровой башенки и приказал им отправляться без промедления.
Аннаксас рванул рычаг, поставил на «полный», пыхтящий локомотив сорвался с места, и они устремились на север, по направлению к Монфальконе, стараясь не отставать от экспресса Ferrovia.
Пограничники взяли у них коричневый пакет и передали своему офицеру. Офицер гаркнул что есть мочи Аннаксасу, чтобы тот быстро раздувал пары. Пошел! Их товарняк, оказывается, идет в связке с венецианским экспрессом. Эй, машинист, не теряй времени!