Близость как способ полюбить себя и жизнь. The secret garden
Шрифт:
На следующий день, когда мое сердце было изрублено в тар-тар от страха и неизвестности, он вернулся. Оказалось, что машина на обратном пути сломалась, встала на дороге, и когда папа прилично обмёрз, его оттащил на буксире кто-то из живущих рядом мужиков, разместил на ночлег.
В другой раз родители поссорилось. Надо сказать, что за все мое детство мы, дети, стали свидетелями этого только один раз. Я и Лиза спрятались за дверью спальни родителей и слушали, о чем они говорят. Суть разговора так и не поняли, голоса были еле различимы, но я отчетливо расслышала, что мама просила папу не уходить из дома… Мир обрушился. Конечно, у каждого в семье случаются такие ссоры, когда супруги бросаются громкими заявлениями, но ребёнок об этом ничего не знает,
Несколько дней подряд я убегала на крышу и там, на маленькой площадке за трубой, беззвучно, безутешно рыдала, свернувшись калачиком, пока не почувствовала, что ситуация в семье наладилась. Позже все изменилось в ещё более худшую сторону. Папа и вовсе перестал со мной разговаривать на десять лет. Только раз в году, в мой день рождения, он легонько обнимал меня за плечи, поздравляя с праздником. К тому времени я научилась страдать тихо, сгорая изнутри, ничем не выдавая своей боли. Научилась стискивать зубы и делать вид, что счастлива, убеждая себя и окружающих в том, что все просто отлично, лучше и быть не может.
Я ВО ВСЕМ ВИНОВАТА, ПАПА БОЛЬШЕ НЕ МОЖЕТ ВЫНОСИТЬ, ЧТО Я СЕБЯ ПЛОХО ВЕДУ, ОН БОЛЬШЕ НЕ МОЖЕТ ВЫНОСИТЬ МЕНЯ В ДОМЕ.
Спустя много лет мы с папой снова сблизились, наша близость выражается в долгих задушевных разговорах по телефону, где я снова, как в детстве, ловлю каждый звук, ценю каждое слово, благодарю за каждый совет.
Моя любовь к отцу не измеряется никакими километрами – до Луны и обратно, она как Космос, а отец для меня по-прежнему великий человек.
Только я почему-то до сих пор не могу его обнять, поплакать у него на плече, поделиться сокровенным… я все ещё боюсь его разочаровать «неправильными» мыслями, боюсь не соответствовать его идеалам. При встрече мы трижды, по-христиански, прикладываемся друг к другу щеками, но как же хочется обнять его по-настоящему, расплакаться от радости и снова почувствовать себя ребёнком. Сказать: «Пап, а пап, пойдём на Тьмаку уток кормить? Там селезень приплыл с утра, у него головка так и светится зелёным, красиво же, да, пап?»
О том, как я стала самостоятельной
Я стою на залитой солнцем лужайке, улыбаюсь широко, прищурив глаз, и жду своей очереди в киоск. Сегодня первый день моей новой, взрослой жизни. Мама отпустила меня на две недели к Ритке одну. Своей дачи у нас не было, а у Ритки – целая деревня. Она как уехала в начале лета, так от неё никаких новостей – вот я и решила поехать к ним сама, дорогу знала, потому что однажды уже ездила туда с подружкой и её родителями, убедила маму, что добраться проще простого, из автобуса вроде как выпрыгиваю прямо к Ритке в огород.
Мама проводила меня на автовокзал, дала с собой сумку, набитую непортящимся провиантом в жестяных банках – сгущёнку, тушёнку, – и я поехала в деревню к Рите совершенно одна. Путь предстоял долгий, я, конечно, умолчала, что после того, как выйду из автобуса на трассе, немного не доезжая Осташкова, от деревни Могилёвка предстоит пройти еще 4 километра по проселочной дороге пешком. Незачем маме волноваться, она с маленьким ребёнком сидит, пусть от меня отдохнёт немного, а я дойду, ничего со мной не случится, трактор поймаю или попутку какую-то, думала я. То, что в этом районе полно медведей, кабанов и волков, меня совершенно не пугало, дедушка был лесничим, рассказывал, что летом зверь неголодный. В автобусе место рядом со мной оказалось свободным, бросила на него сумку, солнце светило ярко, тогда я впервые ощутила, что значит свобода – она опьяняла, распирала изнутри, растягивала рот в непроходящую улыбку. В кармане позвякивали монеты – мама дала на всякий случай.
Я намеревалась выйти на первой же остановке и купить себе бутылку холодненького лимонада, чтоб, как говорится, положить на тортик вишенку. Первая остановка была в Торжке. Я стояла на залитой солнцем лужайке, щурила левый глаз и улыбалась. На остановке кто-то пошёл в туалет, кто-то стоял курил, а я ждала своей очереди в киоск за лимонадом. Очередь почти не двигалась.
В киоске продавали пиво, и передо мной возникла длинная вереница помятых мужчин с голыми торсами, потными лицами, слипшимися усами. Бокалы наполнялись медленно, все время мешала пена. Наконец моя холодненькая, долгожданная бутылочка «Байкала» легла в ладонь. Не успев насладиться вкусом, я обернулась, а автобус исчез. Мне 13, я стою в Торжке на автовокзале, денег нет, сумка с документом уехала, телефона нет, домашнего тоже. Бегу к мужчине, курившему на обочине, плачу, рассказываю, как упустила автобус. Мужчина молча кивает на переднее сиденье, поехали. Ехали долго, искали глазами оранжевый автобус.
– Точно оранжевый? – спрашивает водитель.
– Конечно, оранжевый, я же не дура! – отвечаю, наматывая длинную косу на кулак.
– Проехали очень много, нет твоего автобуса, вернёмся в Торжок, и придумаю, что с тобой делать. – Мужчина притормозил и начал разворачиваться.
Проехав немного в другом направлении, мы увидели красный автобус, летевший навстречу, с пунктом назначения «Осташков» под лобовым стеклом. Остановили, ох, все-таки не оранжевый, красный. Сумка ждала на сиденье, но лимонад согрелся и был не в радость. В Могилёвке я вышла на трассе, завернула к деревне и пошла пешком по пыльной просёлочной дороге, через пару километров устала, тоненькие ноги в коротких белых шортах стали чёрными. Остановилась, увидев трактор, замахала руками. В кабине сидели двое мужчин, оглядели, улыбнулись, кивнули назад. Залезла в открытый кузов, набитый сеном, вдохнула запах скошенной травы, цветов – запах лета, раскинула руки по сторонам – снова вернулось хорошее настроение, свойственное только детям чувство распирающей радости. Однако есть что-то в этом удивительном доверии к жизни у детей, в этой исчезающей с годами смелости… Доехала до деревни, бросилась бегом к Риткиному дому, представляя, как она сейчас обрадуется такому сюрпризу! На двери висел замок, никогда такого не было.
Бабушка Риты в прошлом году умерла, и теперь дом использовали только на лето. Видимо, все уехали в Тверь, скорее всего, как раз сегодня. Что делать? Куда идти? Где ночевать? И есть так хочется… была надежда, что Ритка сегодня зайдёт ко мне домой, узнает о том, что я уехала, и они вернутся обратно, но только доедут в лучшем случае завтра к вечеру…
Вспомнила, что в лесу есть орешник, пошла за орехами, подумала про Робинзона Крузо, решила, что я не пропаду, выживу. Набрала орехов (эх, жаль, сгущёнку не открыть, банка железная), легла спать у реки, свила себе гнездо из осоки. Проснулась, когда смеркалось, страшно стало, вернулась в деревню. Подошла к соседскому дому, постучала. Дверь открыла немолодая женщина, выслушала меня, подумала немного и предложила поспать у них на открытой веранде, принесла тарелку еды. Помню, что невкусно было, но съела. Легла в одежде и обуви на грязный диванчик, заснула, утром пошла умыться к реке, нашла вчерашнее гнездо из осоки, лежала, глядя на высокое голубое небо, и мечтала.
Представляла, что вырасту, стану писателем и напишу, что со мной случилось, про все свои приключения вспомню.
Ритка с родителями действительно вернулись за мной, от счастья мы с ней, сцепившись руками и ногами, катались лежа по лужайке возле дома. Моя мама, так опрометчиво отпустив меня одну, вернулась домой и скоро почувствовала нестерпимую душевную тесноту, нарастающую тревогу, начала молиться, чтоб со мной ничего не случилось. Говорят, материнская молитва самая сильная.