Блокпост-47Д
Шрифт:
Кто-то осторожно прикасается к его плечу, но батыр и бровью не ведёт, — что ты, гордый ведь, — спецна-азовец. Неизвестный опять дотрагивается. Витязь нехотя оборачивается и… о, ужас! Лицо утыкается в какую-то жуткую, покрытую чёрной шерстью, огромную продолговатую морду с неестественно длинными ушами и с жутким бельмом на правом глазу. В кошмарных снах в этом месте обычно призывают на помощь светлые силы.
Вот! Если бы не смеркалось он бы, наверное, так не испугался.
Оба субъекта инцидента одновременно с истошным криком и рёвом отскакивают друг от друга на четыре метра. Бронежилет вполне оправдал своё название, поэтому Саша не ошпарился, а
— Что здесь п-оисходит, ёпти?
— Выкладывай без утайки, маньяк!
— …Паровоз-тудыть!
— Вот сволочь, страху то нагнал! — С выражением произносит боец, — Как его собаки пропустили?
Судя по всему собаки, которые едва завидев на горизонте поселковых ишаков, обычно впадают в истерику, эту тварь, которую поначалу так и назвали — Сволочь, почему-то приняли всей своей пёсьей душой.
Первым делом животное накормили всем, что было на столе, а также из запасов. Ему вероятно ассортимент, как и всем прочим, понравился, и он выразил непоколебимое ослиное желание жить на блоке. Обитатели посёлка на него виды не имели, и отсюда был сделан вывод, что скотина прибыла из-за границы, а уйти обратно, по причине обилия шакалов и волков, не может.
Чтобы ишак не ел свой хлеб задарма его стали приучать к полезному труду. Вешали на крепкий костистый хребет две тридцатилитровые фляги и ходили с ним на родник, находящийся в двухстах метрах от поста. Однако через неделю, одноглазый, едва завидев пустые баклаги, стал исчезать. Но также исчезал со стола и из запасов весь хлеб.
После того как сгинул компот из свежих фруктов, пришлось сварганить на вход в блок деревянную дверь. Но когда в пределах видимости не было ёмкостей для воды, Сволочь околачивался возле этой двери, специально гадил и мешал всем нормально жить. Чистоплотные собаки дело не спасали. Вероятно этот осёл стал для них каким-то авторитетом, потому-как они его повсюду по собачьи преданно сопровождали и охраняли, даже у двери.
Сволочь, на более приличные клички — Вор, Попрошайка, Дармоед и Тунеядец, совершенно не откликался. Но, после того как, лирически настроенный Саша обратился к нему как к Пегасу, омоновец стал его лучшим другом и как преданный пёс ни на шаг от него не отходил. Вероятно, красивое слово Пегас очень походило на бывшее ослиное имя или же ассоциировалось у него с чем-то очень приятным.
Через месяц собака-девочка ощенилась, но скрупулезно просчитав время, бойцы пришли к выводу, что шаловливый осёл здесь совершенно не причём. Ещё через месяц Саша стал себя чувствовать несколько стеснённым в движениях из-за того что его повсюду преследовал верный Пегас, того, в свою очередь, охраняют собаки и под ногами у всех, распихивая друг друга, хаотично и бестолково суматошатся семь глупых щенков.
Можно представить, что происходило возле новенькой двери, когда Саша прятался от всех этих проблем. На неоднократные требования прекратить безобразие а также на замечания упрямый Сволочь никак не реагировал и должных выводов для себя не делал. Ну — осёл, что с него взять. Одним словом — млекопитающее.
А вот привязать животину к какому-нибудь столбу у всех воинов то ли рука не поднималась, то ли не было времени из-за постоянных уборок территории, а может просто… да мало ли чего не хватило. Да и выгнать Сашу вместе со всеми проблемами куда подальше, тоже нельзя, — шибко большой однако, хоть и дисциплинированный.
Та-ак,
Так оно и есть. В конце концов, всех интересует конечный продукт в виде военно-ментовского произведения, а не какие-то скучные дебри в стиле латиноамериканских любовных взаимоотношений. Тем более что у молодого и беспечного автора совершенно атрофировано чувство ревности. Обычно его девочки друг к другу ревнуют. Безусловно, легкомысленная Муза давно приглядывалась к этому доброму амбалу — Александру Сергеевичу Кукушкину.
Владислав однажды напялил на ишака бронежилет, берет с кокардой, обмотал пулемётными лентами и стал его фотографировать для популярного иллюстрированного журнала «Проблемы коневодства Якутии»:
— Гавняйсь! Смигно! Внимание, Пегас…
Осёл мотает башкой:
— И-а! — И пытается сбросить головной убор.
Саша тут же декламирует нескладушку:
— Мой Пегас честь не отдаст, потому как педагог.
У Порфирьича чувство прекрасного тоже совершенно отсутствует. Как-то зимой ему на эту эмоцию трёхлетний сохатый наступил:
— Мой юный друг… гм-м… Я скажу вам не тая, не пойму я ничего!
— Как до утренней звезды мне ваше мненье…
Вот пропылил мимо блокпоста милицейский уазик, Саша в защитной панаме тут как тут:
— Быстрый как ветер, мощный как КРАЗ, мчится на б…ки ментовский УАЗ.
До старого и тормозного капитана опять не доходит:
— Паровоз-тудыть, куда он мчится?
— Тудыть.
— Как вам не стыдно, молодой челээк… А ещё в шля-япе…
А вот Влад оказался настоящим ценителем высокого слога и поразившись внезапно открывшимся дарованием, без какого-либо лукавства, даже ни разу не скартавил:
— Ну и Кукушкин, ёпти, ну и сукин сын! — И Порфирьичу с укоризной, — Как-то повышать надо свой культугный уговень… Совестно, совестно должно быть…
Много ли творчески одарённому человеку надо? Похвалят разок-другой, талант и просыпается. И вот пока Пегас и K°., ошиваются возле двери, А.С. Кукушкин, уединившись с Музой, творит в тишине блока нетленные творения. Да и время службы в наряде незаметнее проходит.
Наверное, Читатель уже догадался, что Муза есть лицо нематериальное, так сказать «мимолётное виденье». Но это навязчивое виденье преследовало Сашу до конца командировки.
Надо признать, однако, получалось у него очень даже неплохо:
Не грусти, мой ребёнок, я вернусь к тебе скоро, Поцелую твой лобик, у груди успокою. Расскажу тебе сказку о ковре-самолёте, О дремучих лесах, о русалках в болоте. Ночь придёт, я спою тебе песню простую И не будет душа объята тоскою. В тех лесах Белоснежка и семеро гномов Тоже песни поют, — мы услышим с тобою. Ночь пройдёт, я уверен. Улыбнёмся друг другу. Не грусти мой малыш, живы мы — слава Богу! После дождика радугу в небе увидим И все вместе на улицу дружно мы выйдем, Ногами босыми по траве мы пройдёмся И от радости этой мы засмеёмся.