Блондин на коротком поводке
Шрифт:
— Выходит, так, — кивнула Амалия, — Виктория тогда еще пуще разошлась… хорошо, что ей уже на следующий день эту прислали, Нину, ну вот с которой мы сейчас шли… Только ею Виктория тоже недовольна, все не по ней…
— Ну, она-то никогда не бывает довольна, — поддержала я увлекательную тему, — ей трудно угодить…
— Уж это точно! — поддержала меня Амалия и оседлала любимого конька: — Как ни стараешься, вечно она недовольна! Уж как я ни изгаляюсь, так все к чему-нибудь обязательно придерется! То ей недопечено, то пережарено! Хорошо, хозяину, Леониду Ильичу, готовка моя нравится, только потому Виктория меня до сих пор не прогнала… Иной раз
Я вспомнила, как этот «обходительный мужчина» с перекошенным от ненависти лицом тряс меня, как тряпичную куклу, и бил по лицу, но ничего ей не возразила. С другой стороны, излияния Амалии Карловны по поводу ее обид на хозяйку могли быть бесконечными, а меня больше интересовала горничная Женя, особенно после того, как я узнала, что она исчезла в тот самый роковой день. Я попробовала осторожно перевести разговор на интересующую меня тему:
— А этой горничной, Жене, тоже от Виктории доставалось?
— Ну, горничным-то всегда больше моего достается! — В голосе Амалии прозвучало плохо скрытое злорадство. — Они-то у хозяйки под рукой, чуть что не по ней — уж она не растеряется… Ко мне-то на кухню не всякий раз придет — у меня и жарко, и приправами всякими пахнет, а у Виктории же эта, как ее… астма, вот мне-то немножко поспокойнее, а этих девчонок, горничных-то, иной раз пожалеешь…
— И Жене доставалось? Может, она оттого и ушла так неожиданно, что Виктория Федоровна ей в тот день всыпала под горячую руку? Она ведь тогда просто не в себе была…
— Не знаю, — Амалия поджала губы, — только Женьке-то меньше других доставалось, а в тот день Виктории вовсе не до нее было. Сперва-то она все на тебя кричала, а потом у нее приступ начался, а Женьки-то уже и не было… Так что вряд ли она от обиды ушла…
Я вспомнила, как Леонид Ильич безуспешно искал горничную, когда у его жены начался приступ астмы, и подозрения, которые зрели в моей душе, еще больше окрепли.
Я заметила, что Амалия Карловна доела свой пирог и с сожалением посматривает на опустевшую тарелку, прогулялась до стойки и принесла ей внушительный кусок орехового торта.
— Да что ты, Катюша! — для приличия засмущалась она. — Да зачем же… я вообще-то сладкого не ем… — однако тут же с явным удовольствием принялась за торт.
Выждав немного, я снова приступила к расспросам:
— А как эту Женю наняли — через агентство?
— А вот и нет! — ответила Амалия, понизив голос и радостно заблестев глазами. — Как получилось-то… Виктория на прошлую горничную, на Анюту, здорово накричала и прогнала ее. «Чтобы, — говорит, — ноги твоей у меня в доме не было!»
А из-за чего все вышло… Виктории, видишь ли, померещилось, что Анюта с хозяином кокетничает, с Леонидом Ильичом. То ли она ему улыбнулась лишний раз, то ли кофе подавала да бюстом к плечу прикоснулась по нечаянности, уж я в подробностях не знаю, а только разошлась Виктория в тот раз — просто страшное дело! И между прочим, я тебе точно скажу — совершенно зря! Леонид Ильич никогда себе ничего такого не позволял, очень он выдержанный мужчина, просто даже удивительно…
При этих словах в голосе Амалии прозвучало невольное сожаление, и до меня внезапно дошло, что несчастная кухарка питает к хозяину предосудительный неслужебный интерес, похоже, Леонид Ильич в свое время вежливо дал ей понять, что ее место — исключительно у плиты…
«Эх, Амалия! — подумала я. — Ты давно, видно, в зеркало не смотрелась… Это он, может, с тобой выдержанный, а с молоденькой горничной что-нибудь себе и позволил».
Вслух, разумеется, я ничего подобного не сказала, а только посмотрела с живейшим интересом, чтобы поощрить рассказчицу.
— В общем, — продолжила Амалия, — выгнала она Анюту и вещички ее вслед выкинула. И только потом опомнилась, что осталась вовсе без прислуги, а на следующий день у нее гости званы.
— Почему — без прислуги? — я изобразила наивность и непонимание. — Ведь у нее вы остались?
— Ну что ты, Катюша, — Амалия посмотрела на меня как на малого ребенка. — Я же ведь кухарка, мне дай бог на кухне управиться, а подавать-подносить — не мое дело! Да и не принято это — в гостиной должна служить девушка молоденькая, свеженькая…
Я подумала, как быстро успел обрасти недавно образовавшийся класс «новых русских» правилами, традициями и порядками — что принято, что не принято… Вчерашние рэкетиры и «челноки» пытаются изображать из себя аристократов в двадцатом поколении!
— В общем, — продолжила Амалия, — сперва Виктория позвонила в агентство «Синдирелла», через которое она всегда прислугу нанимала. Ну, там они ее хорошо знают и, можно сказать, просто обожают. Она хотя и не очень крупная клиентка — некоторые хозяева по десять человек прислуги набирают, а у нее всего двое работают — да зато горничные редко больше двух месяцев задерживаются. А это ведь агентству очень выгодно — за каждую новую девушку они свой процент получают. Правда, горничные уже про нее знают и не хотят идти… Короче, она сказала, что ей очень срочно горничная нужна, а ей отвечают — извините, ничем не можем помочь, и рады бы вам услужить, как нашей постоянной клиентке, да сейчас ни одной девушки нет на примете…
— А откуда вы про все это так точно знаете? — неожиданно спросила я Амалию. Действительно, она все время твердит, что целыми днями находится у плиты, откуда же такая поразительная осведомленность? Ладно бы еще она случайно услышала, что говорила хозяйка, но откуда она может знать, что ей отвечали?
— Да уж знаю! — недовольно сказала Амалия. — А если тебе неинтересно, так я могу не рассказывать…
— Нет, мне очень, очень интересно! — Я умильно посмотрела на кухарку, пожалев о своем необдуманном вопросе, тем более что ответ на него мне уже пришел в голову: в квартире у Гусаровых полно параллельных телефонов, и любопытная Амалия небось потихоньку подняла трубку одного из них и подслушала хозяйкин разговор…
— Ну ладно, — Амалия смягчилась, — в общем, в «Синдирелле» не нашли ей никого, и наша Виктория совсем заскучала. Просто безвыходное положение — не самой же передник надевать…
Я представила себе дородную Викторию Федоровну в кружевном передничке и кокетливой белой наколке и прыснула.
— Тут, на счастье, звонит ей знакомая, Семирамида Савельевна…
— Полуэктова? — уточнила я.
— Она самая, — кивнула Амалия, — у которой сад необыкновенный…
Когда я была своим человеком в доме Гусаровых, мне приходилось встречать там Семирамиду Савельевну Полуэктову, приятельницу Виктории Федоровны, и слышать восхищенные рассказы о ее замечательном зимнем саде, который все знакомые называли не иначе как «висячим садом Семирамиды». Мадам Полуэктова отличалась совершенно невероятной толщиной и сверхъестественной склонностью к сплетням.