Блондинка вокруг света или I did it my way
Шрифт:
Он уезжает. И не куда-нибудь. Не в Англию и не обратно в Ирак. Он едет в мою Колумбию. Он примкнёт, где-то на пути, к нашим общим приятелям, уехавшим туда ранее, и, вероятно, только после Колумбии летит в Англию. Я остаюсь на Бокасе. Вовсе не здесь я хотела осесть. Я не могу себе позволить ни Колумбию, ни отношения. Я — неудачница!
Какая образцово-показательная пустота! А этот разреженный воздух. А в жизни вообще есть смысл? А что вообще есть? А чем заполняют жизнь другие люди? А в чём…
А не написать ли мне книгу? В голову стало приходить возможное начало…
It was on a remote Caribbean island. There was a tavern called «Papagaio» with an inscription on the wall»? It could be worse?»
There was a girl called Marie. Marie wasn’t local. She was from one of those bitter Northern countries, where the whole life is based on waiting for the spring during the winter and being afraid of autumn during the summer. That’s why complaints about her life exited envy in people of her country.
Can you imagine how many dirty jokes you can hear from old sailors? They all were hosts for those damned souls of Caribbean past. Everything could be free for Marie. But she knew that free is too expensive.
There is always room for worse, people say. Yes. But why people use it as a consolation? That means that even if it feels it can’t be any worse, it still can be worse. That if you have nothing to lose, still don’t you relax. There is still something else you can lose. That if you lying here in the fine dust there is still dust even finer. That there is always ash, even finer than the one you just have crumbled to. Is it a consolation for you? Not for me. It was on a Caribbean island as I said so don’t complain, things really could be worse.
That day it was raining. And Yan didn’t raise his sail. So didn’t Juan. They both went to see baseball match in «Pаpagaio»
Marie knew that free is too expensive. She didn’t want to cry on a man’s pillow anymore and she didn’t want to flutter as a bitter pirat flag any longer…
Это был отдалённый, а может, и не очень отдалённый Карибский остров. На острове была таверна с названием «Морской попугай» и с надписью на стене «Могло быть и хуже».
В таверне была девушка по имени Мари. Мари была не местная. Она была из одной из тех северных горьких стран, где всю зиму ждут весны, а потом всё лето боятся осени. Поэтому жалобы на неустроенную жизнь на Карибах пробуждали зависть в её соотечественниках, жителях горькой страны.
Можете представить, сколько грязных шуток можно услышать от старых моряков? Их тела были гостеприимными хозяевами для погибших душ пиратского прошлого Карибов. Всё могло бы быть бесплатно для Мари. Но Мари знала, что бесплатно — слишком дорого.
«Могло быть и хуже». Так говорят. Да, я это знаю. Но почему люди используют это как утешение? Разве это не значит, что даже когда тебе кажется, что хуже быть не может и что тебе больше нечего терять, всё равно не расслабляйся. Потому что это обманное чувство. Потому, что тебе всегда есть что терять. Что даже если вы рассыпались в прах, существует прах ещё мельче, чем тот, в который вы только что рассыпались. И это утешение?
Только не для меня. Но ведь это же карибский остров, так что не жаловаться! Всё действительно могло бы быть хуже.
В этот день шёл дождь, и Йен не стал поднимать парус. И Хуан не стал. Они оба пошли смотреть матч в «Морского попугая».
А Мари знала, что бесплатно — это слишком дорого. Она не хотела больше плакать на мужской подушке и не хотела больше трепаться на ветру, как горький пиратский флаг…
От одиночества у меня развилась очень щекотливая привычка разговаривать с самой собой. Или шутить и смеяться над своими шутками. Или не смеяться и указывать себе, что шутка не смешная. Одинокие люди приобретают привычку заводить воображаемых друзей.
А что, если кто-то подслушивает? Надо перейти на русский. А что, если кто-то знает русский? Надо научиться думать молча. Тогда я просто строила большие глаза и кивала головой сама себе.
Есть такой анекдот:
Острый психоз: ты разговариваешь с котом, и кот отвечает.
Острый галлюциногенный психоз: ты разговариваешь с воображаемым котом.
Паранойя: ты боишься сболтнуть лишнее при коте.
Шизофрения: ты сам кот.
Неврастения: кот тебя игнорирует, и это невыносимо…
Туристы продолжали уезжать с Бокаса, оставались только торговцы наркотиками, старые разнузданные пьяные моряки, со своими пороками, мороками и яхтами, да заезжие воры-гастролёры. Всё чаще появлялись сообщения об ограблениях на ближайших пляжах. «Плюшевый мишка-садист» писал, что хорошо добрался. Кто-то перекусил плоскогубцами замок на моём локере и украл дарёный украинский Самсунг Андроид. Это третья потеря. Уже второй смартфон. Хотела дать знать парню-украинцу об этом, но стало неудобно, что я такая никудышная, и не стала. На этот раз вместе со смартфоном ушли все мои фотографии под парусами на белых яхтах.
Меня приглашают на поездку по островам на скоростном катере. Едет владелец катера, я, очень харизматичная американка из Лос-Анджелеса и лесбийская пара. В основном женский состав. Весь день пьём ром и едим чесночную пиццу. Потом отмокаем в чьём-то голубом бассейне, с полуторалитровой бутылкой молочно-белой алкогольной мути. Потом мы, каким-то образом, попадаем в казино на другом острове, где один из моряков только что выиграл кучу фишек. Он гордо на них показывает:
— Это всё моё! Хочешь взглянуть на мою яхту?