Блондинка за левым углом
Шрифт:
— А вдруг у меня ничего не получится, и я опозорю родину?!
Лайма несколько секунд молчала, потом сказала:
— Закажи в номер водки. Грамм сто, чтобы не развезло. Вот увидишь, все будет тип-топ, Сандра сама обо всем позаботится.
В ответ Медведь провыл что-то по поводу того, что водку он уже пил, и невежливо отключился. Лайма положила трубку и подняла голову, но объяснять Корнееву ничего не пришлось — на диване сидела только его бренная оболочка, дух же, воспользовавшись моментом, улизнул в виртуальный мир. Экран ноутбука горел ровным голубым светом, ласкавшим благородное
Лайма вздохнула и отправилась на кухню. Здесь было не так тоскливо, как в комнате, потому что она отдраила все рабочие поверхности и прикрыла особо страшные места салфетками. Прочищенная раковина, вся в прожилках длинных трещин, похожих на разветвляющиеся реки, послушно проглатывала пущенную воду. Проделав положенную процедуру приготовления кофе, Лайма водрузила турку на огонь и принялась напевать, постукивая ногой. На столе грудой лежали журналы с веером цветных закладок — статьи о Сандре Барр, вдумчиво прочитанные, с отчеркнутыми фломастером важными деталями.
Наполнив до краев чашку, Лайма устроилась на табурете и принялась рассеянно листать страницы, разглядывая цветные фотографии. Теперь, когда она увидела Сандру Барр живьем, делать это было по-новому интересно. Вот звезда выходит из лимузина, вот она получает главный приз кинофестиваля, вот она под руку с самым скандальным режиссером Голливуда, а здесь — в обнимку с Гектором Куком. Вот она раздает автографы после премьеры «Шоколадной девушки». Кажется, на ней даже те же самые солнечные очки, на которые Лайма обратила внимание сегодня в аэропорту.
Забавно, но у нее тоже есть автограф — закорючка, лично нарисованная знаменитостью на полупрозрачном листке, вырванном из блокнота. Если бы захотела, Лайма могла бы даже дотронуться до размятой массажистами, увлажненной косметологами, упругой, шелковистой, дорого пахнущей кожи. Некоторые люди спят и видят, как они прикоснутся к чему-нибудь подлинному. И ездят за этим на край земли — ощупать египетского Сфинкса, влезть на Эйфелеву башню, продавить пятками снежную шапку Джомолунгмы, потрогать Сандру Барр…
Снимок с раздачей автографов почему-то насторожил Лайму. Что-то в нем было не так. Она сняла журнал со стола и положила себе на колени. Долго и задумчиво смотрела на него, детом встала и сделала вид, что подписывает фотографию. Сверилась со снимком, чертыхнулась, бросила журная и принялась лихорадочно раскрывать одно красочное издание за другим, разыскивая похожие. Нашла четыре штуки. Сандра Барр в окружении поклонников — лица у всех дикие, головы всклокоченные, словно за место возле актрисы приходилось драться не на жизнь, а на смерть. Сандра Барр раздает автографы. Автографы! Вот где зарыта собака…
Ее догадка подтверждалась. Она была невероятной! Лайма катала ее на языке, боясь, что она сорвется с него раньше времени — недозрелая, кое-как сформулированная — и не будет принята всерьез. Прежде чем обрушивать ее на мужчин, нужно как следует подготовиться.
В комнате что-то стукнуло, и Лайма поспешила на шум. Корнеев добровольно возвратился в мир живой природы и уже зашнуровывал ботинки, которые бессознательно скинул во время погружения.
— Я вот подумал, —
— А пусть это будет пилотка, — предложила Лайма.
В одном из только что просмотренных журналов, в коллекции знаменитого парижского модельера, она углядела черную с белой строчкой пилотку, которая произвела на нее большое впечатление. К пилотке прилагался такой же отстроченный френч.
Она сбегала на кухню, принесла журнал и показала Корнееву. Тот одобрительно хрюкнул, скатал его трубочкой и сунул в пакет.
— Сканирую снимок, увеличу, потом приделаю пилотку к головам и погляжу, как мы будем смотреться. Если хорошо, сразу пущу фотографии в работу. Думаю, к завтрашнему дню корочки будут готовы. Дело непростое, поэтому до утра меня не жди.
— А что с телефонами?
Корнеев посмотрел на часы и сказал:
— Самое интересное время для посиделок: народ пошел с работы, есть тема для пересудов. Думаю, пенсионеров на лавках — пруд пруди. Если хочешь, пойдем вместе, попытаем счастья.
В офисе компании — крупнейшего оператора мобильной связи — все шло своим чередом. Кассиры, словно в скворечниках, сидели в своих окошках, принимая платежи. Основательные менеджеры по продажам оформляли договоры, совершая рутинные действия в привычной последовательности. Правда, сейчас приходилось проявлять расторопность — в зале выстроилась очередь, завернувшаяся хвостом к витринам с образцами моделей.
Очередь, как это ни странно, целиком состояла из старушек весьма преклонного возраста, одетых в разномастные ситцевые платья. Одни сжимали в руках целлофановые пакеты с наличными, другие имели при себе ридикюли, третьи держали наготове вытертые на сгибах кошельки с облупившимися кнопками. Самой молодой из посетительниц вчера исполнилось семьдесят семь лет.
Первым на этот социологический казус обратил внимание старший менеджер. Странное нашествие пенсионерок его поначалу даже развеселило. Их было много, никак не меньше дюжины. «Дети и внуки отправили, — подумал менеджер. — Старушенциям все равно целый день делать нечего». Странным было то, что они пришли в офис одновременно, словно сговорились заранее.
Постепенно все работники сообразили, что происходит нечто из ряда вон выходящее — клиентки одна за другой подсаживались к столам и покупали трубки самых разных фирм, с легкостью переваривая четырехзначную цену.
— Мне подключите безлимитный тариф, — потребовала бабуська с гребнем, воткнутым в воздушный пучок, сооруженный на макушке.
Вторая, обернутая в тончайшую пергаментную кожу, с бирюзовым перстнем на крохотной лапке, потребовала определитель номера. Третью, внушительных размеров старуху, обутую в обрезанные лаковые боты, напротив, интересовал антиопределитель. Четвертая, тощенькая и шустрая, с глазками-бусинками, похожая на ящерку, продемонстрировала потрясающую осведомленность в вопросе посекундной тарификации.