Блондинка. Том I
Шрифт:
В данный момент Отто был занят тем, что прикреплял большой отрез малиново-красного бархата к какому-то шаткому сооружению из картона. Он не видел, что она за ним наблюдает. Он насвистывал и тихонько бормотал что-то себе под нос, а потом вдруг засмеялся. И, обернувшись, начал оглядывать помещение студии, где среди мусора виднелись разрозненные предметы домашнего обихода: кухонный столик на хромированных ножках, стулья, покрытые толстым слоем пыли, сковородка, кофейник, несколько чашек. Там же стояли шестифутовые стеллажи из клееной фанеры и пробкового дерева, где он хранил дюжины рулонов пленки и горы снимков — некоторые из них пожелтели от времени. Рядом находился
Мысль показалась совершенно дикой и абсурдной. Отто не такой. Отто всегда ненавидел тех, кто шпионит и подглядывает.
— Ну, ты готова, детка? Надеюсь, не стесняешься, нет? — Отто швырнул Норме Джин какую-то мятую тряпку, которая при ближайшем рассмотрении оказалась бывшей занавеской. Она с благодарностью завернулась в нее. Отто сказал: — Использую тисненый бархат для создания эффекта «конфетной коробки». Ведь ты у нас сладенькая, как конфетка, такая аппетитная, так и хочется съесть! — Произнес он все это самым небрежным тоном, словно им обоим уже довелось побывать в подобной ситуации. Теперь он был занят тем, что устанавливал штатив, заряжал и прилаживал к нему камеру. И лишь мельком взглянул на Норму Джин, которая приближалась к нему как во сне, медленно и оцепенело. Малиновый бархат изрядно пообтрепался по краям, но сохранил живой и тревожный цвет. Отто пристроил ткань так, чтобы края ее не были видны на снимке, и низенький табурет, на котором должна была сидеть Норма Джин, находился как бы в обрамлении этого тревожного цвета.
— Отто, нельзя ли мне на минутку зайти в в-ванную? Просто для того…
— Нет. Туалет не работает.
— Да я просто хотела помыть…
— Я же сказал, нет. Давай-ка за дело, «Мисс Золотые Мечты».
— Так что я должна изображать?
Даже сейчас Отто не смотрел на Норму Джин. Возможно, из деликатности. А может, просто боялся, что девушка ударится в панику и сбежит. По-прежнему завернутая в грязную занавеску, приблизилась она к сооружению, и ее ослепил пугающе яркий свет ламп. И лишь когда она неуверенно шагнула в «конфетную коробку», Отто увидел ее и резко заметил:
— Туфли? На тебе туфли? Немедленно снять!
В ответ Норма Джин, заикаясь, пробормотала:
— Но п-почему нельзя в туфлях? Пол такой грязный.
— Не валяй дурака. Где это ты видела обнаженную натуру в туфлях? — И Отто презрительно фыркнул.
Норма Джин почувствовала, что лицо у нее так и горит. Какая же она мясистая. Даже жирная! Эти груди, которыми она всегда так гордилась, эти бедра и задница! И собственная фигура с гладкой кремовой кожей вдруг показалась ей неким третьим лицом, присутствующим в комнате, неким нежданным и нежеланным гостем.
— Просто ноги… мои ноги… они кажутся какими-то особенно г-голыми. — И Норма Джин рассмеялась, но не так как ее учили на Студии, а по-старому — пискнула, как испуганная мышка, которую вот-вот раздавят. — Но ты д-должен пообещать, что на снимке не будет видно… нижней части. Ступней ног… Отто, ну, пожалуйста!
Почему это вдруг стало для нее столь важным? Ступни ног!
Норма Джин чувствовала себя незащищенной, уязвимой, выставленной напоказ. Ей была невыносима сама мысль
— Ну, детка, поехали! Все снять!
Норма Джин сбросила босоножки, марлевая занавеска соскользнула на пол. Казалось, она краснеет всем телом, она впервые в жизни предстала совершенно голой перед этим мужчиной, который вроде бы считался ее другом и одновременно был совершенно посторонним человеком. Она заняла свое место среди складок тисненого бархата, села на табуретку, плотно скрестив ноги и повернувшись к фотографу боком. Отто решил выстроить кадр таким образом, чтобы не было понятно, сидит модель или лежит. На снимке не должно быть ничего, кроме складок этой яркой ткани и обнаженного тела модели. Иными словами, он создавал некую оптическую иллюзию, где было невозможно определить истинное расстояние и размеры.
— Но т-ты точно не будешь их с-снимать? Показывать ступни моих…
— О чем, черт возьми, ты лопочешь? — раздраженно гаркнул Отто. — Я пытаюсь сконцентрироваться, а ты только действуешь мне на нервы!
— Просто я никогда раньше не п-позировала г-голой. Я…
— Да не голой, детка моя. Обнаженной.А это две большие разницы.
Норма Джин, обиженная тоном Отто, попробовала пошутить. Произнесла деланным, фальшивым голоском, как ее учили на Студии:
— Типа того, что фотограф — это не порнограф? Так, что ли?
И визгливо и истерично расхохоталась. Опасный знак, подумал Отто.
— Успокойся, Норма Джин. И расслабься. Это будет конфетный снимок, я ведь тебе уже говорил. Убери руки, ты что, думаешь, Отто Эсе мало перевидал на свете голых титек? Кстати, у тебя они просто шикарные. И не надо скрещивать ноги. Это же не фронтальный снимок, и твоих волос на лобке видно не будет, не беспокойся. Иначе как они смогут рассылать календарь по почте по всей территории США? Так и под суд попасть недолго. Поняла?
Норма Джин пыталась объяснить, почему ее так беспокоят именно ноги, босые ступни ног, но язык словно онемел и распух во рту, и не было сил им пошевелить. Говорить было трудно, просто невозможно — все равно что дышать под водой. И потом она была просто уверена: за ней кто-то подглядывает из-за занавески на туалете. И еще тут так много окон. Давно не мытых и выходящих на Голливуд-бульвар; и кто-то вполне может подсматривать за ней вот через это окно. Глэдис не хотела, чтобы они смотрели на Норму Джин, но они все равно поднимали одеяло и смотрели.
И помешать этому было невозможно.
Отто заметил успокаивающим тоном:
— Ты ведь позировала для меня в этой студии много раз. И на пляже тоже. Так неужели так важно, надет на тебе топ размером с носовой платочек или нет? Не вижу разницы. А эти купальники! А когда на тебе эти шорты или джинсы, так задница вырисовывается уже до полной непристойности, хуже, чем когда ты голая. Сама прекрасно знаешь. Так что не валяй дурака и не притворяйся, что ты глупее, чем есть.
Наконец Норме Джин удалось выдавить: