Блондинка. Том I
Шрифт:
И в общем-то понятно, почему людей такого типа влечет актерская игра. Потому, что актриса, играя роль, всегда знает, кто она такая. И все потери можно восполнить.
Как говорят, после прослушивания режиссер уведомил мистера Шинна, что скоро ему позвонит. Обменялся с агентом рукопожатием, а рука у этого гнома страшно сильная и в то же время всегда совершенно ледяная, словно вся кровь отхлынула от ладони и пальцев. Девушке он руку пожимать не стал, не хотел прикасаться к ней. Но тут она сама протягивает ему руку, и он чувствует, какая мягкая, влажная, теплая и неожиданно сильная у нее ладонь. Стальная душа. Да такая запросто убьет, чтобы заполучить что хочет. Но чего именно она хочет?..И режиссер еще раз благодарит ее за прослушивание и уверяет, что в самом скором времени позвонит.
Какое облегчение, что Шинн и эта его «Мэрилин» наконец ушли! Режиссер сильно затягивается и попыхивает своей сигарой. Он еще ничего не пил, не считая четырех мартини за ленчем, и теперь его мучит жажда. И еще ему почему-то противно, и это очень странно, потому что он не понимает почему. Ассистент ждет, хочет с ним поговорить. А может, просто издать хоть какой-то звук, пошутить, к примеру. Сделать жест. Говорят, у него была привычка плевать на пол, чтобы выразить тем самым свое отвращение. Известно также, что он может, разразиться потоком брани — на этот случай у него имелся целый набор забавных непристойностей. Он сам актер, он любит внимание.
Вот ассистент режиссера подходит ближе, откашливается. Что скажет режиссер?.. Прослушивание просто ужасное, не так ли? Сексуальная блондиночка. Вообще довольно красивая девушка. Типа Ланы Тёрнер, но слишком уж… страстная, что ли. Похоже, совсем не контролирует себя. На роль Анджелы не годится. Или годится? Техники никакой, играть не умеет совершенно. Или, может, сама Анджела пребывает в таком смятении, что тут как бы и не до игры?..
Режиссер по-прежнему не произносит ни слова. Стоит у окна, отодвинул жалюзи в сторону, смотрит на улицу. Посасывает сигару. Ассистент подходит поближе, тоже становится у окна, но на некотором расстоянии от режиссера. Очевидно, решение режиссера не в пользу этой девушки Шинна. Вот и пытается сообразить, как бы смягчить удар, не слишком расстроить Шинна. Пытается придумать оптимальную форму отказа, возможно, пообешает снять ее в следующем фильме, где найдет подходящую роль для красавицы «Мэрилин». Но ведь для этого фильма она явно не годится, разве не так?.. Режиссер слегка подталкивает ассистента локтем в бок. Шинн и его блондинка тем временем выходят из здания и направляются к краю тротуара. И режиссер, болезненно морщась, выдыхает сигарный дым и вдруг говорит:
— Господи Иисусе! До чего ж аппетитная попка у этой малышки! Ты заметил?
Вот каким образом решилось будущее Нормы Джин.
Рождение
Новым годом рождения стал для нее 1950-й.
То был год секретных ядерных испытаний. Свирепые горячие ветры бушевали на соляных равнинах Невады, в пустынях западной Юты. Птицы, застигнутые ими в полете, падали на землю, словно картонные. Повсюду умирающие антилопы, погибающие ягуары, койоты. Ужас отражался в глазах зайцев. На бесчисленных ранчо Юты, граничащих с полигонами у Большого Соленого озера, куда вход был категорически запрещен, вымирали крупный рогатый скот, лошади, овцы. То был период «ядерных испытаний, носивших оборонный характер». То было время непрерывных драм и трагедий. Война закончилась еще в августе 1945-го, а теперь, в 1950-м, начался новый ее период.
То было также время «летающих тарелок», «неопознанных летающих объектов». Почему-то больше всего их видели в небе над западными областями Америки. Впрочем, эти плоские, быстро передвигающиеся объекты видели также и на северо-востоке.
Мириады мигающих огоньков, резкое неожиданное появление и столь же быстрое исчезновение. В любой час, ночью и днем, но чаще все же ночью, можно было взглянуть на небо и увидеть там «тарелку». И вас могли ослепить эти яркие мигающие огни, а от сильного горячего ветра, словно всасывающего все на своем пути, перехватывало дыхание. Опасность была разлита в самом воздухе, и в то же время во всем этом был некий глубокий подспудный смысл. Точно сами небеса разверзлись, и то, что таилось за ними, прежде невидимое глазу и неведомое, вдруг открылось.
На другом конце света, докуда было далеко, как до Луны, загадочные Советы взрывали свои ядерные бомбы. То были дьяволы-коммунисты, вознамерившиеся уничтожить христиан. И никакое перемирие с ними было просто невозможно, ведь это настоящие дьяволы. И когда они нападут — через месяц, неделю, день? — точно не знал никто, но все верили — это лишь вопрос времени.
Настали дни отмщения,так говорил любовник Нормы Джин бархатным своим тенорком. И однако: отмщение есть в руках моих, говорил Господь Бог.
Он настоял на том, чтобы Норма Джин занималась вместе с ним медитацией над фотографиями. То были две родственные души, прямо брат и сестра, не только любовники. Близнецы, рожденные в один и тот же год, 1926-й, и под одним знаком Зодиака, Близнецами. Эти секретные зернистые снимки испытаний ядерного оружия в Хиросиме и Нагасаки, на которые 6 и 9 августа 1945 года были сброшены атомные бомбы, Касс раздобыл у Отто Эсе. Эти снимки запрещалось публиковать в средствах массовой информации до 1952 года, и, каким именно образом Отто Эсе удалось их заполучить, оставалось для Касса тайной. Сам Отто называл эти снимки полной порнографией.
Уничтожение целых городов. Здания, автомобили выгорали изнутри, от них оставались одни каркасы. Все вокруг превращалось в груды камней, над которыми клубились тучи пыли. Выжженная пустыня, по которой бродили чудом уцелевшие человеческие существа. Кстати, там было довольно много крупных планов в непристойно ярких, даже каких-то огненных цветах, этих самых существ, их фигур и лиц с пустым потерянным выражением. Были снимки часов, чьи стрелки навеки застыли и показывали точное время, 8.16, когда все это произошло; были фотографии человеческих силуэтов, вплавившихся в стены зданий. И Касс Чаплин тихо говорил:
— Никто из нас не знал тогда этого. Рождение нашей новой цивилизации. Это и еще лагеря смерти.
Касс пил, лежал на кровати совершенно голый. На самом деле то была чужая кровать, поскольку за несколько месяцев романа они с Нормой Джин обитали преимущественно в чужих квартирах среди чужих вещей. Итак, Касс пил и перебирал чуткими пальцами снимки (то, разумеется, были копии) — словно слепой, читающий по азбуке Брайля. Голос его дрожал от печали и одновременно — какого-то странного наслаждения. Прекрасные темно-карие глаза светились самым искренним неподдельным чувством.
— Отныне, Норма Джин, кинофантазий недостаточно. Они уже не будут столь мощно воздействовать на человека. Как, впрочем, и церковь. Бог.
Норма Джин оторвалась от ужасных фотографий, она была не согласна. Она редко выражала свое открытое несогласие с любовником, к которому относилась трепетно, как к какому-нибудь чуду. Который был ее зеркальным отражением, но только более глубоким и достойным большего восхищения, нежели она сама. Сын самого Чарли Чаплина! И душа Чаплина смотрела на нее этими печальными мерцающими глазами. Глазами давнего героя из «Огней большого города». Но она думала: Нет. Людям нужно какое-то место, где можно спрятаться. Особенно сейчас. Как никогда раньше.