Блондинки моего мужа
Шрифт:
Весь день мы с обитателями дачи провели в разговорах о планируемых событиях. Я старалась не вмешиваться в планы остальных и держалась довольно сухо.
Едва сумерки намекнули дню на свое существование, я улеглась на заднее сидение Форда и скомандовала Георгию, чтобы трогал. Подлый Жорик издевался надо мной до самого конца пути.
– И не мечтай! – резко отпирался благоверный в ответ на мои просьбы, – Не позволю я тебе пересаживаться за руль. Тебя могут увидеть нежелательные личности…
Стоически перенеся обиду, я выскочила из машины возле любимого кафе,
– Здравствуйте, Петр Степанович, – медовым голоском щебетала я, стараясь перекричать вдруг появившийся внутри телефона– автомата треск, – Дико извиняюсь, что беспокою вас в выходной.. Но, понимаете ли, у меня нет другого выхода. Вы должны мне помочь!
– А? Что?!Что случилось? – насторожился Лихогон.
– Понимаете, мы с Лизой собирались сегодня пойти в кино. Само по себе это не является ничем чрезвычайным, но, понимаете ли, один из моих сыновей слегка прихворнул… Ничего особенного, совсем немного… Но его нельзя оставить сейчас одного. Я вышла только, чтобы позвонить…
– Вы хотите, чтобы я посидел с вашим сыном? – кажется, Лихогон ожидал от меня чего угодно.
– Ох, нет, ну что вы… Просто я только сейчас поняла, что не смогу пойти с Лизой. А дома её уже нет. Она ждет меня возле кинотеатра. С билетами. А я не приду. Представляете? На улице такой противный ветер, Лиза может простудиться…
– Хотите, чтоб я вызвал ей врача?
Недогадливость Лихогона начала раздражать меня.
– Нет же! Как можно быть таким недотепой?! Понимаете, кинотеатр-то не где-нибудь, а в двух шагах от вашего дома!
– Да?! – заинтересовался Петр Степанович, – А я и не знал. Какой кинотеатр?
Я несколько раз повторила название известного на весь город кинотеатра и снова вернулась к своей просьбе:
– Не могли ли бы вы прогуляться к кинотеатру и предупредить Лизу, что я не приду?
На том конце провода воцарилось сопящее молчание.
– Ну, знаете ли, – выдавил, наконец, из себя Лихогон, – Это как-то не слишком удобно… Лиза ожидает увидеть подругу, а встретит начальника. Знаете, у Лизаветы с детства ко мне какая-то загадочная антипатия. Я внушаю ей страх. Не знаю, стоит ли так расстраивать Лизу в выходной день. Может, я попрошу свою маму? Тем более, я собирался сейчас на работу, мне нужно кое-что там поделать…
– Какая антипатия? О чем вы говорите? – поразилась я, – Лиза привязана к вам всем сердцем. Подумайте сами, пошла бы она работать к тому, кого боится?
Лихогон задумался, потом все же ответил:
– Пошла бы. Чтоб побороть саму себя. Она очень упорна в достижении цели. У неё всегда была страсть к самосовершенствованию. Уверен, она пошла ко мне на работу, чтобы избавиться, наконец, от своей детской фобии. Ну и из материальных соображений тоже, разумеется. Иначе, зачем бы она так долго скрывала
Просто удивительно, насколько мнительными бывают мужчины-гении. Знаю по Георгию. Мания Величия на профессиональном поприще незаметно перетекает у них в комплекс неполноценности, когда речь идет о личной жизни.
“И как теперь, спрашивается, переубедить Лихогона?”
– Раз Лиза перестала скрывать от вас свои умения, значит, уже справилась с неприязнью к вам. Если таковая имелась, в чем я лично крупно сомневаюсь. В любом случае, вы, как порядочный человек, не можете не помочь мне. А подсылать к Лизавете свою маму – это попросту неприлично. Лиза решит, что вы её сторонитесь.
– Я?! – Лихогон аж поперхнулся от негодования, – Отчего бы я тогда предложил ей работу?
– Сейчас речь не об этом. Сеанс начинается через тридцать минут. Вы должны помочь мне.
Как обычно и бывает в интеллигентных семьях, ситуацию спасла мама Лихогона. Во время нашего диалога, оказывается, она не слишком-то отходила от сына и слышала, о чем идет речь. Интуитивно догадавшись, в чем тут на самом деле дело, мама решительно отвергала всякие попытки сына привлекать её к объяснениям с Лизой.
– И речи быть не может! – притворно ворчливо заявила мать Лихогона где-то за пределами телефонной трубки, – Пока я дойду, Лизонька уже околеет. Петенька, ты должен согласиться.
Такого напора Лихогон выдержать не мог. Вежливо попрощавшись, я повесила трубку телефона. И, пулей выскочив из будки автомата, побежала занимать наблюдательный пост. Отодвинув занавеску окна возле на несколько минут покинутого мною столика кафе, я с интересом наблюдала за притоптывающей от холода и нетерпения Лизой. Какое счастье, что в некоторых кафе стали делать затененные окна. Такие, что посетителям прохожих видно, а прохожим внутренности кафе – нет. Находясь в нескольких метрах от Лизаветы, я прекрасно видела все происходящее. И тут судьба снова решила подсобить мне. Заморосил мелкий, противный дождь. Лиза поежилась, обиженным щенком глядя в небеса, потом тяжело вздохнула и переместилась под навес. То есть встала прямо возле моего окна. Сквозь приоткрытую форточку, из-за которой я уже собиралась ругаться с официантами, мол “как можно оставлять открытым окно, в такую погоду?!”, я отчетливо слышала, как Лиза повторяла себе под нос придуманный мною текст аутотреннинга.
– Я сильная. Я спокойная. Я самая прекрасная. Он не достоин моей робости. Он не сможет заставить меня смутиться. Я сильная. Я спокойная…
Когда Лиза пошла на третий круг текста, я готова была себя придушить.
“Надо ж было придумать такой бездарный монолог, да еще и надоумить человека повторять его, пока не явится Лихогон! Говорящему – этот текст, может, и на пользу, но вот для слушателя – сущая пытка. Если она немедленно не замолчит, я сойду с ума…”
Сходить, видимо, было уже не с чего, потому что Лиза не замолчала, но никаких существенных изменений в моей голове не обнаружилось.