Блондинки не сдаются
Шрифт:
— Не получается? — попыталась я выяснить, что происходит.
— Все хорошо, — Андрей махнул рукой и углубился в настройки фотоаппарата. — Недолго осталось.
Стоять неподвижно, словно цапля, было неудобно и скучно. Я принялась рассматривать полки с камнями. Комната была почти лишена мебели. Компьютерный стол, стул, шкаф с ящиками, набитыми самоцветами. На противоположной стороне — огромный раздвижной великан с зеркальными дверями.
— Ерунда получается, — сердито сказал Андрей, оставив в конце-концов свою технику
— Предлагаю потом попробовать, — шагнула я к своему платью. — На следующей неделе, например.
Он поймал меня за руку и потащил в другую комнату, не спрашивая.
— У меня появилась идея, — бросил на ходу.
— Не беги так, мне сложно двигаться, — воскликнула я в отчаянии. Пытка продолжалась.
Андрей затащил меня в спальню и указал на кровать.
— Ложись сюда, чтобы над головой висела эта штука, — он ткнул пальцем в стену, на которой красовалась моя картина. — Лежа получится интереснее.
Я вспомнила сказку и, отпихнув его, процитировала:
— Ой, бабушка, а что это у тебя такие большие руки?
— Чтоб легче обнять тебя.
— Ох, бабушка, какой у тебя, однако, большой рот!
— Это чтоб легче было проглотить тебя, Красная Шапочка!
Я показала ему язык, скорчив рожицу.
— Твои примитивные намерения очевидны. И вся эта затея изначально казалась подозрительной уловкой, лишенной смысла. Я лягу, а потом ты скажешь, снимай все, ну и так далее. Ни за что!
Маша с видом полицейского, разоблачившего матерого преступника, посмотрела на меня. В этот момент она была трогательной и невыносимо соблазнительной. Усилием воли я подавил желание повалить ее на кровать и сорвать тряпки, в которые сам же замотал сокровище. Идиот.
— Следуя твоей логике, я уложу, чтобы воспользоваться, только как укладывание в горизонтали приведет к результату, пока не понял? — задал я вопрос.
— Не знаю, но ты хитрый, я тебе не доверяю, — воскликнула художница, надвигаясь на меня с сжатыми кулачками.
— Мне не всегда приходилось заниматься торговлей, — я невольно отступил от нее, невыносимое желание стучало в висках с такой силой, будто я лет десять не снимал рясу монаха. — После окончания университета я успел поработать в судебной экспертизе, где наизусть выучил уголовный кодекс, особенно ту его часть, которая касалась принуждения к любви. Если хочешь, процитирую.
— Врешь как сивый мерин, — недоверчиво протянула она, разглядывая меня с дотошным видом. — Мастер вранья, шантажа и давления — вот ты кто. Со мной эти игры не пройдут. Я хоть и девочка, но не дура!
— В текущей редакции важный его пункт звучит так, — не обращая внимания на ее уколы, я продолжил:
— Статья 131 УК РФ: изнасилование с угрозой его применения к потерпевшей или к другим лицам либо с использованием беспомощного состояния потерпевшей, наказывается лишением свободы на срок от трех до
Вернувшись, обнаружил ее сидящей на краешке кровати.
— Молодец, — похвалил я, устанавливая штатив. — Последняя попытка сваять шедевр, и мы укладываемся спать, раздельно, — подчеркнул я. — Здесь три комнаты, выбирай любую, двери запираются на замки. Договорились?
— Ладно, — у нее не было сил спорить, лицо был пасмурным. — Только один снимок. Как мне сесть?
— Минуту, лампы притащу.
Я принес оборудование из фотостудии, бросил на тумбочку ее платье и положил рядом сумку.
— Уступаю на ночь комнату тебе. В шкафу найдешь полотенце и халат. Если устала, выключай свет и ложись спать. Душ примешь утром. Мне на работу к 9. До университета могу подкинуть.
— Спасибо, — Маша смутилась и обняла себя руками. — Я боюсь тебя. Сама не знаю, почему.
— Это нормально, я не обиделся, — покривил я душой. — Ты должна сесть в центре кровати и обернуться ко мне.
Она последовала моей инструкции и села, вытянув ноги к подушке.
— Лучше спрятать конечности, — предложил я, рассматривая ее в объектив. — Как-то ты их странно уложила.
— Я не модель, — выдавила она виновато.
— А я не сутенер и не шантажист, — поддел я Машу, — а пострадавшая сторона. Не сделал ничего плохого, купил картину за бешеные деньги, позвал на свидание и за все это получил поток обвинений, повреждений имущества, синяк и угрозу быть закопанным в лесу.
— Ты меркантильный, — рассмеялась Маша. — Не нравишься, потому что не романтик. И все делаешь так, словно стоишь на рынке и покупаешь нужные эмоции. Чувства не продаются, — каждое ее слово врезалось в сердце кинжалом.
Я перестал настраивать фотоаппарат и сжал губы, пытаясь не взорваться.
— Понятно, — сказал я. — Не шевелись, снимаю.
Молча собрав шнуры в моток, вынес аппаратуру и закрыл дверь, не взглянув на нее. Сон пропал.
Рассыпал камни, отсортировав их по размерам и замер, блуждая взглядом по монитору компьютера. Не романтик, значит. Я крутил в руках камень, а в голове стучали ее слова. Надо трудиться, чтобы отвлечься, подумал я, раскладывая минералы по пакетам на столе.
— Не спиться почему-то, — вошла Маша через час, начав прохаживаться рядом. — Я все-таки помылась, — она запнулась и увидев, что я продолжаю работать, не обращая на нее внимания, добавила: