Блуд на крови
Шрифт:
– Плохой сон мне привиделся. Будто открывается дверь нашей избы и входит в дом ангел, но только не светлый, а весь какой-то темный. «Что тебе?» – спрашиваю. «Да вот, за вами пришел. Собирайтесь в дальнюю дорогу». – «Может, только за мною?» – «Я ведь сказал, Захар, за всеми вами. Вы теперь в другом месте нужны. Не возьму лишь вашу Анюту. У нее путь иной».
Задрожал подбородок у Анфисы, перекрестила она детей и тихо сказала:
– На все воля Божья! Может, твой сон, Захарушка, так, пустое видение одно.
– Но насчет Анюты, так это совпадает! – жарко возразил Захар, который никак не мог прийти в себя. – Ведь я отправляю ее в Кимры к сестре, пусть отвезет им кое-что из наших запасов. Лавочник Савватей едет, обещал взять с собой девчонку. «Дня за три-четыре, говорит, расторгуюсь и на возвратном пути ее с собой прихвачу».
Часов в девять, когда на дворе было еще серо, Анюта села на дерюжку, которую Савватей постелил в сани, мать накинула на дочь старый овчинный полушубок и сказала:
– С Господом!
На крыльце, зябко ежась, стояли в одних рубахах брательники. Отец поставил в сани куль крупитчатой муки, туесок с медом, осьмуху домашнего вина. Еще прежде Анюта спрятала на груди десятирублевую ассигнацию, которую отец приказал отдать сестре.
– Погода подымается, – сказал Захар, задумчиво поглядев на небо, закрытое низкими лохматыми тучами. – Вон как по дороге поземка крутит!
– Это нам ничего, – весело говорил Савватей, туже перепоясывая светлый тулуп. – Домчим одним пыхом!
Добрый жеребец, давно нетерпеливо уминавший копытами снег, с легким скрипом сдвинул сани и бойкой иноходью полетел по накатанной дороге.
Анфиса, томимая мрачными предчувствиями, долго-долго глядела вслед ездокам, пока они не скрылись за дальним поворотом.
…В тот же вечер семья Кирилловых поела грибов, засоленных осенью, и двое мальчишек в страшных мучениях скончались уже к полудню следующего дня. Еще через несколько часов, испытывая сильную головную боль и помрачение сознания, выворачиваемая постоянной рвотой и сводимая судорогами, испустила дух Анфиса. Последним помер Захар – на рассвете следующего дня.
А еще через сутки, как раз в полдень 31 декабря, Савватей прикатил из Кимр. Он придержал жеребца, остановился у дома Кирилловых. Из саней вылезла Анюта, улыбавшаяся в предвкушении встречи с домашними.
Но встретили ее чужие люди, толпившиеся в сенях и горнице. На сдвинутых столах стояли четыре гроба.
Сиротская доля
Схоронив родителей, Анюта переселилась в Кимры.
Андрей Абрамович, муж тетки Марии, сорокавосьмилетний крепкий человек, работавший механиком на ткацкой фабрике, почесывая большой, в синих прожилках нос, рассудил:
– Девчонке теперь в деревне делать нечего, пропадет там одна. Надо продать дом в Никольском, Анюта же пусть к нам переселяется. Будет по хозяйству помогать. Все едино бездетные мы!
Так и решилась судьба сироты.
Ее поселили в угловой чуланчик, где она спала на большом сундуке, а в маленькое высокое оконце едва брезжил свет – солнце загораживала стена.
Поначалу дело пошло неплохо. Трудилась Анюта от зари до зари: бегала за продуктами на базар и в лавки, месила тесто, готовила обед, ставила самовар, следила за курами, чистила двор и мыла полы в доме, стирала белье. И все делала не только смиренно, без ропота, но как-то весело, ухватисто. Тетка Мария восторгалась:
– Ох, Анька, шустра ты. Вся в покойных отца-мать пошла.
Андрей Абрамович, раскуривая папиросу, кивал лысой головой:
– Как пчелка трудится. И собою краля.
Тетка Мария благодушно улыбалась, радуясь бесплатной помощнице:
– Такая в девках не засидится! А тебе, Анька, и капитал к свадьбе лежит – двести рублев за проданный дом. Твое приданое!
Но и тетка, подобно несчастному Захару, ошибалась в судьбе воспитанницы. Вскоре начались такие дела, что не приведи господи!
Ухажер
На общую беду, послала как-то тетка Мария Анюту на фабрику к мужу – какое-то дело приспичило. Там ее заметил двадцатилетний юнец в узких панталонах и лакированных штиблетах – сын хозяина фабрики. Парень он был порченый, к дамскому полу приученный. Делом он никаким не занимался, а приходил на отцовскую фабрику приставать к ткачихам. Ведь не всякая девица отважится отказать в ласках хозяйскому отпрыску!
Сам хозяин не только сквозь пальцы смотрел на забавы сыночка, но когда ему жаловались, недовольно морщился:
– Ну что с этой девкой случится? Не убудет…
Вот и проказничало это великовозрастное дитя.
Увидал он Анюту, оскалился:
– Ах, какой замечательной красоты, прямо королева! Почему я тебя раньше не видел? В каком цеху работаешь? Может, новенькая?
Анюта, не подозревая худого, все про себя рассказала.
Навязался юнец, провожать пошел. С той поры стал домой к Анюте приходить, нахально себя ведет, шагу не дает девушке ступить. И время выбирает такое, чтобы она одна в доме была. Раз тетка Мария, подходя к дому, услыхала крик о помощи. Влетела она в прихожую, а там юнец Анюту на пол повалил, одежду на ней рвет.
Схватила она скалку, отходила по спине незваного гостя, а тот выскочил на улицу, кулаком грозит:
– Скажу отцу, он твоего мужа с фабрики уволит. Наплачешься!
Вечером держала тетка совет с Андреем Абрамовичем. Решили:
– От греха подальше отправить Анюту в Питер.
Дело в том, что соседский купец как раз туда собирался и обещал ее «приспособить в дом к хорошим людям».
Жизнь столичная
Петербург приятно поразил Анюту, которая, кроме Кимр, других городов не видала. Она любовалась громадными красивыми домами, стремительным бегом легких колясок, изящно одетыми дамами и господами, зеркальными вывесками и витринами богатых магазинов и кафе.