Блуда и МУДО
Шрифт:
– Я никакой новой структуры не строил, – сразу отказался Моржов. – Я сохранил прежнюю – МУДО. И девки остались в МУДО, благодаря чему им не пришлось принимать предложения Манжетова, Сергача и Лёнчика. А новую структуру строил Манжетов – Антикризисный центр.
– А вот тут ты концептуально не прав, – заявил Щёкин, забрасывая ногу на ногу. – Манжетов ничего нового не строил. Антикриз и МУДО – в океане блуды одно-единственное, всё то же самое мудо. А ты создал другое мудо. В блуде мудо МУДО и твоё мудо тёрлись друг о друга троельгой, и от этого появились неопознанные физические явления, которые мы с тобой наблюдали на первой пьянке.
– И какое же мудо я создал? – удивился Моржов.
– Я назвал его фамильон, – важно сообщил Щёкин.
– Батальон, бульон, мильён… Что это такое?
– Долго объяснять.
– А я не тороплюсь.
Щёкин прикурил третью сигарету от второй.
– Фамильон, – со значением произнёс он, – это новая, постмодернистская ячейка общества. В традиционном обществе такой ячейкой была семья. Но общество глобализировалось, то есть разрослось, и семья утратила свой структурный смысл. Семья была кирпичом, а стала молекулой. Но дом строится из кирпичей, а не из молекул. Попросту говоря, семья сделалась нежизнеспособной. Живя семьёй, сейчас не выжить. Одного супруга слишком мало, а одного ребёнка слишком много.
– Браво! – с чувством сказал Моржов.
– Для уяснения ситуации предлагаю посмотреть по сторонам, – скромно заявил Щёкин. – Много ли среди наших знакомых нормальных семей? Чтобы муж-жена, двое-трое детей и налево ни шагу? Что-то я такого не вижу. А ты?
Моржов быстро перебирал в уме своих подруг. У кого нормальная семья? У Стеллы муж, но детей нет. Юлька мужа вышибла. Женьку саму вышибли за шантаж. Дашенька?… Алиска?… Лена?… Разве что Анна… Да и у неё: один ребёнок и любовник.
– И я не вижу нормальных семей, – подтвердил Моржов.
– Ты с Дианкой разошёлся. Милена – мать-одиночка. Розка – мать-одиночка. У Костёрыча сын от первого брака с отцом не общается. А меня Светка задолбала, и ребёнок всего один, и вообще – Сонька появилась.
– Стоп! – вдруг нашёлся Моржов. – У Каравайского всё о’кей!
– Каравайский – особый случай. – Щёкин предостерегающе потряс пальцем. – Внешне у него семья, да. Но Каравайский берёт в МУДО десять ставок по настольному теннису и устраивает работать своих детей. Тем самым он тоже строит фамильон, только убого, по-дурацки. Дети должны учиться, а не пахать на семью. Вот в твоём фамильоне, в Троельге, дети учились, взрослые работали. Причём и тем и другим было зашибись.
– Значит, все, кто в Троельге, это члены моего фамильона? – понял Моржов.
– Так точно. Ты поехал в Троельгу от фонаря. Хотел приятно провести время с умным человеком – с Костёрычем. Хотел помочь другу обзавестись любовницей. Хотел соблазнить симпатичных девок. На верхосытку – уберечь МУДО от закрытия. Ты всё это и сделал. И тем самым построил свой фамильон.
– Круто! – восхищённо признался Моржов.
– Круто, – согласился Щёкин.
– Назови мне, пожалуйста, исторические аналоги моего деяния, – самовлюблённо попросил Моржов.
– Легко, – согласился Щёкин. – Фамильон строится на лидере. Лидер добивается доступа к ресурсу и пристраивает всех, кого сочтёт нужным. Этот коллектив становится фамильоном. Первый пример – Ельцин и его круг. А ресурс – государство Российское.
– А у меня какой ресурс? – сразу спросил Моржов, гадая, сойдётся ли его личное мнение с мнением Щёкина.
– У тебя ресурс, конечно, дохлее, чем у Ельцина. Это твои пластины. Но и такого ресурса хватает на небольшой фамильон.
Моржов подумал, что и Манжетов, пожалуй, тоже строит свой фамильон на ресурсе Антикризисного центра. В него, в свой фамильон, он тянет Шкиляиху, Каравайского, Алиску, Милену Люсю-Джуниорку – и даже самого Моржова… Да и Сергач вокруг своей конторы построил уродский фамильон с участием Лёнчика и Алёнушки. А в прицеле – Розка и Сонечка. Ресурсом Сергача были шлюшки.
– У Сергача фамильон похож на мафию, а у Манжетова – на контору, – сказал Моржов.
– Мафия, контора, семья – это побочные смыслы фамильона, подчинённая частность, – сразу объяснил Щёкин. В идеале же фамильон – это не мафия, потому что в нём нет криминала. И это не клан, потому что между его членами нет родственной связи. И не фирма, потому что не бизнес. И даже не семья, потому что многие члены фамильона даже не догадываются, что они входят в фамильон. Это я, такой умный, догадался. Розка, например, просто жопой чует твой интерес к девкам, но не более. А Сонька, Милена и Костёрыч вообще ничего не замечают. Фамильон – даже не команда, потому что нет единомыслия, нет общей заявленной цели, а между членами фамильона – неприязнь. Скажем, девки наши в целом не любят друг друга. Дай им волю – раздерутся.
– Это верно.
– Всей полнотой информации обладает только лидер. Всё замыкается на его персоне. Его все любят или уважают. И лидеру нужна неприязнь внутри фамильона. Без неё члены фамильона смогут договориться между собой и послать лидера куда подальше.
– Я не разжигаю никакой неприязни, – открестился Моржов.
– Но она есть уже потому, что фамильон ты строишь через баб. – Щёкин картинно развёл руками. – И неприязнь здесь равна ревности. Строил бы ты фамильон через мужиков, пришлось бы использовать что-нибудь другое. Например, конкуренцию. Или амбиции. Поэтому фамильону всегда необходима внутренняя тайна. Она скрепляет фамильон. Бабы думают, что они просто ревнуют, а на самом деле таким образом ты разделяешь их, чтобы властвовать в фамильоне. Точнее, чтобы фамильон жил и всем в нём, в общем, было хорошо. Это не конспирология, а самосохранение. Без тайны фамильон рухнет.
– А почему бы, Щекандер, тебе самому тоже не построить свой фамильон? – спросил Моржов. – Дружили бы фамильонами, в гости бы ходили, обменивались женщинами…
Моржов думал, что Щёкин заноет про отсутствие ресурса…
– Я не могу, – вздохнул Щёкин. – Я не герой.
– А я – герой?
– А ты герой.
Моржов снял очки, снял панаму, протёр панамой стёкла и, усмехаясь, водрузил очки обратно на нос.
– Знал бы ты, Щекандер, какой я герой… Я же весь картонный. На подпорках. Для социума у меня кодировка от алкоголизма, а для друзей – пластиковая карточка. Для врагов – пистолет, для баб – виагра. Сам по себе я ничто.
Щёкин хмыкнул.
– Недостатки терпимы, – с издёвкой сказал он, – нестерпимы достоинства. Ты ведь сумел прорваться к ресурсу голыми руками? Сумел. Ну и всё. Остальное ты докупил и построил фамильон. Как Чебурашка – Дом Дружбы. И нет порока в своём отечестве.
Щёкин помолчал, решительно шлёпнул ладонями по коленям и поднялся. Под потолком паутиной висели многослойные облака табачного дыма. Закат за окошком превратился в тонкую царапину.
– Ладно, Борька, – заявил Щёкин. – Хорошо поговорили… Пойду я. Нажрусь, наверное.