Блудницы Вавилона (Whores of Babylon)
Шрифт:
– А что, раньше нельзя?
– До зачатия – нельзя, сын мой.
– Да это же может растянуться на целый год!
– Музи, ты же мужчина.
– Он лев, – вставила Фессания. – Слон.
– Ага. Я как раз собирался рассказать про тот случай с хоботом.
Фессания наклонилась к Гибилу.
– Вас вполне устраивает, что мы будем жить в этом доме?
– Устраивает ли это меня? На то есть причины, дорогая.
– Нисколько не сомневаюсь. Я и не пытаюсь их понять – такие вещи не для моего слабого разума. Но не слишком ли жестоко надолго лишать молодого, активного мужчину
Музи оживился.
– Да, ястребы… С ними я тоже охочусь. Но тот слон…
– Гм… возможно, в том, что вы говорите, есть смысл, – признал Гибил.
– Таких бивней я еще не видел!
– Я бы определенно чувствовала себя неполноценной, – заметила тетя, – если бы не смогла выезжать на охоту два или три месяца. Мне уже пришлось многим пожертвовать, чтобы приехать в город так надолго, хотя два события – бракосочетание Мардука и замужество племянницы – того стоят, так что мне ничего не остается, как только смиренно исполнить долг.
– Может, и недели хватит? – жалобно спросил у отца Музи.
Мать отважного охотника вздохнула.
– Сын… как бы тебе объяснить? Даже самый сильный бык не может творить чудеса. Самка должна быть готова принять брошенное семя в своем лоне. Но и тогда ничего еще не гарантировано. Факт природы.
– Отец говорил, есть какие-то снадобья… ну, чтобы помочь природе. Астролог определил, что брачная ночь придется на время течки. Разве не так?
– Возможно, – дипломатично, что было нехарактерно для нее, заметила Нингаль-Дамекин и поспешила сменить тему на более интересную. – Музи хотел рассказать нам о слоне…
И молодой охотник ступил на долгую и петляющую тропу повествования об отчаянных приключениях в диких резервациях, где свободно разгуливают индийские слоны и где меж стад коз и антилоп обитают львиные прайды.
Фессания ловила каждое его слово.
Четыре дня спустя, за завтраком, Фессания, к большому неудовольствию тети, объявила, что намерена в сопровождении раба прокатиться на лодке. Ей приснился сон с текучей водой, круглыми лодками и малышом у нее на руках; потом она очутилась в пустыне, а мальчик стал девочкой. Очевидно, что путешествие по реке должно послужить достижению той же цели, что и орошение поля перед севом.
– Сон? – хмыкнула презрительно Нингаль-Дамекин. – Кто теперь обращает внимание на сны? Ты можешь утонуть.
– Мой раб хорошо плавает.
– Ха! И кого же будет спасать – тебя или себя? Прислуживал за столом Алекс, состояние которого
благодаря мазям кухарки значительно улучшилось.
– Я спасу госпожу Фессанию даже ценой собственной жизни, – сказал он.
Фессания искоса посмотрела на него, вскинула бровь и повернулась к тете.
– Вот видите.
– Веришь слову раба, которого сама же недавно приказала выпороть? Нет, возьми в сопровождающие кого-нибудь другого. К тому же, племянница, этот раб – мужчина. И не евнух, а…
– Как вы смеете! Делать такие намеки…
– Я ни на что не намекаю. Всего лишь обращаю твое внимание.
– И вообще, тетя, у меня сейчас месячные.
– А!
– Вот так-то. Через неделю свадьба Мардука. А еще через неделю мне выходить замуж, как раз в середине моего лунного месяца. Вы довольны? Или желаете лично удостовериться?
– У меня ничего такого и в мыслях не было. Может, поэтому тебе и снится текучая вода?
– Смысл сна в другом: будет ли у меня мальчик или девочка. Во исполнение долга перед мужем, отцом и богом я и предпринимаю это тошнотворное путешествие по реке.
– Тебе нужен достойный телохранитель.
– Раб возьмет нож.
– Раб с ножом? Невероятная глупость!
– Вовсе и не глупость. Он же не захочет сесть на кол за измену. Кроме того, тетя, я хорошо знаю город, потому что часто хожу одна. Вам, деревенским, город представляется более опасным, чем есть на самом деле. Я ничем не рискую.
– У тебя действительно месячные? – поинтересовался Алекс, когда они шли к реке, до которой от улицы Писцов было совсем недалеко.
Фессания кивнула.
– Отец уже давно рассчитал мои месячные циклы.
– Почему ты так настаивала, чтобы я взял нож?
– Мало ли в какую заварушку мы можем попасть. С ножом из неприятностей выпутаться легче, чем без него.
Они вышли к прибрежной дороге, пересекли ее и спустились по каменным ступенькам к набережной. Из стоявших у причала лодок выгружали груз: продукты и вино. Пролегавший под дорогой сумрачный туннель вел к какому-то базару.
– Это самый южный туннель, – объяснила Фессания. – Идет к улице Гигуна. Торговые туннели довольно короткие, так что я их все проверила. С нашим не связан ни один. А вот и лодка.
У швартового столбика покачивалась на воде лодчонка с ослом. Хозяином животного и плавсредства был смуглый, латиноамериканского типа малый с обвисшими усами. Подтянув лодку вплотную к набережной, он кивком предложил пассажирам подняться на борт.
– А якорь у тебя есть? – осведомилась Фессания. Лодочник показал на мешок. – Хорошо. Мне нужно, чтобы ты держался как можно ближе к берегу.
Усач оттолкнулся от набережной. Лодка медленно поползла вниз, тычась в берег и кружась. Хозяин налег на руль, вывел суденышко на течение и попытался усмирить его норовистые попытки пуститься в пляс. Осел воспринимал происходящее вполне флегматично и лишь иногда переступал с ноги на ногу. Возможно, соломенная лодка представлялась ему передвижной конюшней, и река не вызывала никаких эмоций.
Вода была не такой мутной, как рассчитывал – и на что надеялся – Алекс. Видимость составляла около четырех локтей. В глубине мелькали весьма крупные рыбины – наверно, лини, – время от времени ловившие кусочки плывущего мусора.
Вскоре они спустились к береговой башне, обозначавшей городскую стену. Фессания наклонилась, вглядываясь в воду. Алекс присоединился к ней. Внизу что-то темнело.
– Якорь!
Лодочник бросил за борт плавучий якорь. Лодка дрогнула, попыталась развернуться и неохотно замерла.