Блудное чадо
Шрифт:
Пришлось удирать без оглядки.
Видно, сильные у них были ангелы-хранители – московиты выскочили на берег Вислы и чуть не кубарем полетели с крутого склона.
Неведомо, что было бы, если бы ночные налетчики, лучше знавшие окрестности замка, спустились за ними следом в подходящем месте. Но Ивашка чуть не влетел в разведенный под самой кручей и почти что у воды костерок. Сидевший у костерка человек вскочил.
– Вы кто такие? – испуганно спросил он.
– А ты кто такой?
– Никто я! Убирайтесь отсюда оба!
Но Петруха сообразил, что уходить от этого костерка и этого человека опасно – в темноте как раз напорешься на сабельный удар.
– Мы люди мирные, – сказал он. – Если пан пустит погреться, заплатим. Дадим целый орт.
– На что мне ваш орт…
– А что пану потребно? – со всей шляхетской любезностью осведомился Ивашка.
Человек, на вид бывший их ровесником, задумался:
– А что, панове? Может, вас сюда сама Матерь божья послала. Тадек, эй, Тадек!
– Чего тебе?
Голос шел прямо из реки.
– Тадек, цепляй чего побольше. Нашлось кому тянуть! Вот веревка, панове. Тадек, готово?
Ответа пришлось ждать несколько минут. В реке плескались и бултыхались по меньшей мере двое. Наконец человек, сидевший у костра, получил приказ тащить, и все трое ухватились за веревку.
Из воды на берег выползла белая голова.
– Свят-свят-свят… – забормотал, бросив веревку и крестясь, Ивашка. Петрухе тоже стало не по себе.
– Это не утопленник, – успокоил их приятель Тадека. – Это бог Феб.
И тут только выяснилось, чем занимаются молодцы ночью, тайно, на берегу Вислы.
Захватившие Варшаву шведы вывозили все, что считали ценным, на баржах. В королевском замке они даже выломали мраморную напольную плитку. Две или три баржи, которым полагалось спуститься по Висле к морю и потом через море достичь шведских берегов, затонули, даже не отойдя от дворца. И вот нашлись умные люди, сообразившие, что до груза можно добраться и взять за него хорошие деньги. Богатые паны вновь строят дома – и в городе, и загородные, они охотно покупают мраморных богов, богинь и сатиров, не задавая лишних вопросов. Главное было – в лунную ночь выудить побольше этого добра, пока вода не стала совсем холодной.
Как бы то ни было, мраморные болваны спасли Ивашку с Петрушкой, а ныряльщики, согревшись, вывели их к более пологому склону.
– Карабеля, будь она неладна… – сказал Петруха. – Надо отыскать, а то Шумилов меня съест.
– Думаешь, эти изверги уже ушли? Не ждут ли они нас там?
– Бес их знает. Подойдем потихоньку. Может, что услышим.
– Может, и услышим. Палку, что ли, подбери…
Ивашка не хотел возвращаться – вдруг испугался правды. Что, как он порешил того подлеца, что первым напал на Петруху? Рубил-то со всей дури, и тот повалился, не вскрикнув.
Но во дворе было тихо.
Карабелю нашли не сразу, она отлетела к полуразрушенной стене, а вот кое-что неожиданное отыскали. Это была меховая шапка-«рогатывка», у которой спереди имелся султанчик из белых перьев, прикрепленный дорогой жемчужной пряжкой.
– Это ты с того налетчика, поди, сбил, – догадался Петруха. – Забирай добычу. Пряжку продадим, шапку выкинем.
– Нет, продавать ее нельзя. Может, мы по пряжке хозяина сыщем. Раз уж у нас враги тут завелись, неплохо бы понять, кто таковы, – рассудил Ивашка. – Только что мы Шумилову скажем? Извозились, как две свиньи…
– Скажем правду. Он должен знать, что нас тут кто-то выследил.
– Ох, и достанется нам!
– А как быть?
Шумилов не спал – ждал донесения. И дождался – правда, не такого, на какое рассчитывал.
– Дураки, – сказал он, услышав о странном приключении. – Выпороть бы обоих. Ну, показывайте шапку.
У Ивашки с Петрухой недостало ума прощупать «рогатывку», а Шумилов нашарил под ее подкладкой что-то твердое. Взяв засапожник, он подпорол подкладку и извлек вчетверо сложенный листок плотной бумаги.
Это был список прозваний – сплошь польские.
– Панов каких-то переписали, – удивился Ивашка.
– Для кого-то список приготовили. А кто все эти люди – бог весть. Вот что, соколики вы мои, нужно бежать из Варшавы. Статочно, ты, Ивашка, того человека порешил.
– Я его порешил? – Ивашка задумался. Все свидетельствовало о правоте Шумилова. В удар была вложена вся силища, и жертва не на своих ногах ушла – ее унесли, а позабытая шапка не то что говорила, а прямо кричала: я своему хозяину больше не пригожусь! Конечно, попавший под удар человек мог и остаться в живых, но вряд ли что он здоров и бодр.
– Надо бы сходить поглядеть, есть ли там, где он повалился, кровь. Но это опасно. Кто-то хорошо знает в лицо тебя, Петрушка, да и тебя, Ивашка, тоже – вы вместе по Варшаве носились. Сдается, что и меня. Но кто? Хотел бы я знать, во что мы впутались.
– Иезуиты? – предположил Петруха.
– Может, и они. Отгоняют от нашего беспутного чадушка. Значит, оно для них представляет немалую ценность. Так, выходит, этот подлец в Варшаве… выходит, мы уже близко к нему подобрались…
– Доброе дело сделает для государя тот, кто сунет подлецу нож меж ребер, – вдруг сказал Петруха.
– Да, – согласился Шумилов. – Иезуиты думают, что нас именно с этой целью и прислали. Потому и берегут чадушко поганое… В этот раз не удалось – в другой до нас доберутся.
– А куда бежать? – спросил сильно огорченный Ивашка. – Домой? Мне чем к Башмакову приползти с повинной головой, лучше сразу камень на шею да и в реку.
– Нет, домой мы не побежим. Мы поедем туда, где нас искать не станут. В Краков.
Лицо Шумилова, принявшего такое странное решение, было спокойным – как если бы распорядился подать себе ковшик кваса.