Блуждающие по мирам. Бессмертные
Шрифт:
– Тебе не нужно ничего помнить. Никакого прошлого нет. Сейчас ты жива и перестань думать о смерти. Все, она нам не грозит.
– Что ты наделал? Зачем ты поселил нас здесь?
Я вдруг испытала невероятное отвращение к этой комнате, этому дому, ферме, птицам… Мир в одночасье померк и стал бесцветным.
– Я думал, ты мне спасибо скажешь, – обиделся детектив.
Я повернулась к нему спиной и уставилась в окно. Этот мир не настоящий. Я уйму времени живу в симуляции и даже не подозревала об этом! И что мне
– А здесь, на ферме, совсем ничего не изменилось, будто время стоит на месте, – сказала я.
– Время – это иллюзия, – ответил Челейв. – Существует только бесконечное здесь и сейчас.
– А как же прошлое и будущее?
– Есть только настоящее. Разве это не здорово? Я знаю, что у тебя возникла куча вопросов. Я отвечу на них, обещаю, но немного позже. Ты здесь одна?
– Еще есть Гриджи. Он сейчас следит за выгулом птиц.
Чел встал с кресла, подошел ко мне и положил руку на мое плечо. Я повернула голову и задала ему вопрос, который мучил меня некоторое время:
– Послушай, Челейв, тот человек – Кейси Пирс, хотя он назвался на допросе выдуманным именем и ник у него – Шмель, почему он дал себя повесить? Если мы в симуляции, то выход из нее решил бы все его проблемы.
– Он поспорил с приятелями на очень крупную сумму денег, что пробудет в Левизионе пять дней без выхода. Стычка с Ингреком Нилиндом сыграла с ним злую шутку. Ему пришлось выбирать: быть повешенным или расстаться с деньгами. Как мы знаем, он выбрал первое.
– За мной ходила по пятам серая тень, что это такое? Почему у нее было мое лицо?
– Это зверушка долбанутого Шмеля, его пет монстр. Он создал его, чтобы наводить ужас на своих жертв. Когда пет или Шмель убивают кого-то, то на тени появляется зеркало и отображает лицо жертвы. И Нилинд, мою любовницу убил тоже Шмель, и последнее, что она видела – это свое залитое кровью лицо на мрачной серой тени.
– Жаль, что эту сволочь всего лишь повесили, – содрогнулась я.
– Когда мы вернемся в Эдинну, я поквитаюсь с ним за все, клянусь! Он до конца своих дней будет сидеть в клетке размером метр на метр.
Челейв убрал руку с моего плеча и принялся мерить комнату шагами.
– Ты выяснил, кто убил мистера Опеля и мисс Дотри? Тоже Шмель?
– Ингрек Нилинд.
– Постой-ка, он ведь житель Эдинны? Или?
– Или. Хитрый игрок, который только косил под «непись». После стычки со Шмелем он сменил локацию. И где он сейчас обретается – неизвестно.
Челейв подошел к столу, набрал в кружку воды из ведра и залпом выпил.
– Вот скажи мне: разве это жизнь? – с грустью спросила я. – Как только я подумаю о том, что я заперта в виртуальном мире, у меня случается приступ клаустрофобии, – я обняла себя за плечи, словно замерзла и пыталась согреться.
– Ничего ты не понимаешь, Ли! Лучше такая жизнь, чем кануть в небытие навсегда. В Империи Левизион смерть нам не грозит, не нужно ее бояться, как в реальной жизни. Смерть здесь ничто!
– Смерти нет, не нужно бояться… как все просто! Но я чувствовала боль, когда пули пронзали мое тело! И это страшно.
– Картинка не может испытывать боль, – покачал он головой. – Твое сознание хранит в памяти информацию о том, как должно быть, когда тебя убивают. Воображение играет с нами злую шутку – нам кажется, что мы испытываем боль и страх. Но это не так.
– Ты же был на войне, сражался в поле. Разве тебя не убивали там? Разве ты не испытывал боль?
– Да, было немного больно, – вынужденно признался детектив. А я только горько усмехнулась в ответ.
– Ты можешь делать все, что взбредет тебе в голову! – с жаром сказал Челейв. – Ты можешь прямо сейчас вернуться в Эдинну, отправиться в столичный Грисборг или исследовать морские просторы Лусиаки. А можешь остаться в Санакоте. Я спрятал тебя здесь подальше от других игроков, чтобы никто не мог причинить тебе вред.
– Почему ты так обо мне печешься?
– Потому что ты мне небезразлична.
Я ждала, что он скажет что-то еще, но после этой фразы Челейв помрачнел и закрылся от меня. Почему он назвал нас картинками? Я чувствую, что его «правда» далека от истины.
– Ладно, пока оставим этот разговор, – сказала я, ощущая чудовищную усталость. – Пойдем, Челейв, я познакомлю тебя с одной важной птицей. Он ходит по ангару с таким же деловым видом, как ты по офису. Можешь себе представить, что у него три «жены»? Оказывается, страусы полигамны.
Мы вышли во двор. Мне хотелось узнать у Челейва, кем он приходился мне в прошлой жизни? Раз он так заботится обо мне, значит, мы были близки, уж точно не враги. Клянусь, я вытяну из него все, что он знает. И вообще, почему я ничего не помню или так и должно быть?
– Интересно, какое сейчас небо в том мире, где мы жили раньше? – задрав голову, спросила я. – Облачное, хмурое или ясное?
– Разве это имеет хоть какое-то значение? Сейчас над нашей головой самое красивое небо, какое только можно вообразить.
***
Мы пробыли на ферме еще три дня. Я загорала на крыше дома с потрепанной книжкой в руках; Альбоса подружился со страусом многоженцем – видимо почувствовал в нем родную полигамную душу. Они очень много времени проводили вместе, и подозреваю, что иногда новоявленные друзья обсуждали не только многочисленных девушек детектива, но и меня.
Не знаю, что там такого мистер Альбоса наговорил Челсу (страусу дал кличку Челейв), но полигамная птица стала меня избегать, а я грозилась пустить ее на котлеты. Дальше угроз дело бы не зашло, ибо от страусятины, приготовленной в разных вариациях, нас уже слегка поташнивало.