Блуждающие токи. Затерянная на Земле
Шрифт:
– Что с ней? Я не понимаю, о чём в вы, Линдхнет?
Линдхнет долго молчала, приводя в порядок свое объяснение, но, так и не справившись с этим, сказала:
– Корнелий, давайте я пришлю вам на личный почтовый адрес, куда доступ есть только у вас, пожалуйста!
Корнелий сердился, что его беспокоили в нерабочее время, однако раздражение начало уступать место любопытству. Несколько мгновений доктор перебирал в памяти последнюю встречу со своей пациенткой, повесив молчание, напрягавшее радиолога. Роза тоже говорила о фотографиях, и это не могло ни настораживать.
– Простите, доктор Стурлссон! Но это действительно важно! Просто взгляните, -
Стурлссон совершенно не понимал, о чем она говорит, однако доктор сделал вывод, что во время процедуры Розы, что-то пошло не так, и это отразилось на снимках, что, возможно, оправдывает такое сумбурное поведение Линдхнет, но что было на снимках?
– Хорошо, я скину вам свой адрес по SMS, - Корнелий снова потер глаза, и, не дождавшись от Линдхнет словесной тирады благодарности, повесил трубку.
Стурлссон быстро отправил последнему входящему номеру свой личный адрес, положил телефон на стол и ушел заварить себе ещё какао.
Когда он вернулся, на его почту уже пришло новое сообщение. С медлительным недоверием мужчина открыл письмо и кликнул на папку с фотографиями, которая была вложена в него. На экране появилось томительное кольцо загрузки, а Корнелий ощутил предчувствие легкой тревоги.
«Что имела в виду эта Линдхнет? Что может быть на снимках?» - думал доктор, постукивая металлической дужкой своих очков по столу.
Как только томительное кольцо исчезло, Корнелий отбросил свои очки в сторону и уставился на первый снимок.
Обычно на снимках МРТ головной мозг может узнать даже обыватель, однако в данной ситуации установить наличие этого органа у проходящего томографию было затруднительно. Примечательно было то, что сам силуэт остался неизменным, в то время как все, что было внутри, располагалось в хаотичном порядке. Трудно было определить границы отдельных органов и тканей, так как создавалось впечатление, что они превратились в какую-то подвижную жидкость и на фото был запечатлен момент её перемещений.
Доктор Стурлссон отпрянул от экрана, широко распахнув свои близорукие глаза. В груди все сжалось в острый комок замешательства и …страха. В голове всплыло воспоминание о странном поведении фрау Ротенгоф во время последнего приема. На секунду облако сумбурных событий сложилось в весьма рациональную картину, которую Корнелий тут же смешал в кучу снова, не желая признавать невероятное. Он судорожно похлопал ладонью по столу в поиске своих очков. Однако их надевание не улучшило ситуацию.
Доктор Стурлссон два раза глубоко вздохнул и без какой-либо мысли в голове пролистал остальные фотографии.
Остальные фотографии не отличались ничем примечательным, кроме того, что отражали постепенное разрушение рельефа лица и показывали это с разных сторон. А в конце Корнелий пришел к выводу, что кульминацией всего этого сомнительного процесса было достижение обтекаемой формы человеческой головы, словно форма оболочки осталась, а содержание стало единой материей.
Мужчина нажал на крестик последней настораживающей фотографии. Пытаясь придать какое-либо осмысление увиденному, Корнелий в течение нескольких минут внимательно вглядывался в пустоту, лежащую на столе.
Человеческая природа такова, что у всего должно быть свое объяснение и причина. А если его нет, то его следовало бы придумать. Так, древний земледелец сетовал на богов земли, дождя и даже молний из-за того, что в этом сезоне его урожай был весьма скудным, и это было вовсе не потому, что все лето он лежал на сеновале и плевал в небо, вместо того, чтобы поливать свою кукурузу.
Стурлссону тоже хотелось объяснений, однако информация все никак не складывалась в приемлемую картину для его сознания. Корнелий хотел было сам что-то додумать, но что он мог додумать? Он психиатр, а не радиолог, он хорошо разбирался в строении мозга, но не в строении атомов и процессов, которые происходят с ними внутри под воздействием магнитных волн. Что он мог понять, если даже радиолог Линдхнет не понимала?
Все бы было куда проще, если бы не фантастический рассказ неуравновешенной Розы и её озабоченность недостающими фотографиями. Откуда она знала, что их не хватает? Почему была так уверена в их существовании? Почему изображенное на фотографиях так совпадает со словами девушки?
Стурлссон был настроен скептически.
«Не могут человеческие органы так шевелиться!» - доктор настойчиво стукнул кулаком по столу в оглушительной тишине размышлений. Корнелий нашел свое объяснение.
Роза прислонила голову к стеклу, устремив взгляд далекой задумчивости в чащу высоких сосен. Лучи утреннего солнца скользили по острым изгибам её лица, отбрасывая утомленные тени под скулами. Лицо расслабленно и неподвижно вытянулось, принимая ещё более изможденный вид. Под глазами темнели впалые круги ночных раздумий. И, хотя Роза плотно позавтракала перед отъездом, выглядела она не слишком наполненной жизненными силами. Длинные распущенные волосы были заправлены за шиворот серой толстовки, которая нелепо скомкалась в кучу под грудью. Но девушка не обращала внимания на это недоразумение, находясь слишком далеко от мира, где на ней что-то надето. Не беспокоили Розу и легкие постукивания черепа о стекло автомобиля на небольших дорожных неровностях.
Эдуард величественно и молчаливо сидел за рулем в своих авиаторах, чуть приспущенных на переносицу, чтобы лукавые лучи не щекотали глаза, переливаясь блеском в светло серой радужке. Белая рубашка с подвернутыми рукавами и с парой расстегнутых пуговиц на груди, колыхалась от воздушных порывов из приоткрытого окна. Сегодня у его прически был выходной от геля для волос, поэтому короткие локоны тоже кружились небрежными волнами.
Лидия, устроившись на пассажирском сидении впереди, не нашла занятия лучше, чем выводить малиновой помадой губы поверх своих зажеванных ниток. Эдуарду, казалось, будто она делала это всю дорогу. И, несмотря на то, что Ротенгофы выбрались впервые за многие годы на семейный отдых, каждый был занят своими собственными размышлениями.
В голове Эдуарда все крутились последние слова психиатра о его дочери, поэтому его думы были весьма тягостными и требующими анализа воспоминаний прошлых лет. Что и как могло повлиять на становление болезненного характера Розы?
Бессмысленно утаивать от самого себя, что отношения с женой были внешне искусственными, а внутри эмоционально натянутыми. Никто ничего не говорил, не показывал, не делал, но незримое, неслышимое, неосязаемое напряжение ощущалось всеми клетками тела. Эдуард думал так не только про себя, но и про Лидию. Она говорила одобрительное «Конечно!», но он чувствовал, как где-то за её узкими зрачками прячется «Даже не думай, подлец…».