Блуждающие токи. Затерянная на Земле
Шрифт:
Глаза Эдуарда скользнули вниз и влево, задержавшись там. Он успокоился и погрустнел. Наконец после непродолжительной паузы он произнес:
– Я был лишь после… Но она была нормальная, она все понимала, доктор Стурлссон… - Ротенгоф опустил голову в раздумье, - я не знаю, можно ли верить всем этим девушкам, которые видели…
– Ну, с этим мы разберемся, не беспокойтесь, господин Ротенгоф!
– Корнелий располагающе улыбнулся и снова опустил глаза в записи, - Как Роза реагирует на окружающий мир чаще всего? Бывает, что она плачет или смеется? Может, сильно взволнована?
– Нет, никогда не видел слез у неё на глазах, даже в
– Очень хорошо, - кивнул Стурлссон, и записал на свою страницу под названием «Р. Ротенгоф» «снижение аффекта», - так, продолжим: как у неё обстоят дела с семьей? Со сверстниками? Я заметил, она не слишком общительная, и я даже сказал бы, скрытная…
– Да, можно сказать, скрытность - это одна из доминирующих черт её характера, но разве это плохо, доктор Стурлссон? Я думаю, в наше время, чем меньше ты о себе, рассказываешь, тем меньше эту информацию могут использовать против тебя.
– Хм, вы правы, господин Ротенгоф, но в её возрасте молодые люди обычно стремятся поделиться с миром своими переживаниями, заявить о себе в социуме. Она ведь учится в университете, неужели у неё нет друзей, мальчиков?
– Корнелий, я её отец, а не подружка, она не делится со мной такими вещами, - Эдуард прищурил глаза, а затем печально вздохнул, - последний год, мы очень отдалились друг от друга… Из-за работы я должен был жить некоторое время в Берне…Мне очень жаль, но я ничего не знаю об её университетских приятелях. В разговорах она никогда никого не упоминала.
– Ничего страшного, Эдуард, у вас ещё есть время узнать получше свою дочь!
– Корнелий записал «скрытность», и снова с улыбкой взглянул на поникшего мужчину, - а в детстве у неё были друзья?
– Нет, - однозначно ответил Эдуард, - она всегда была сама по себе, ей будто в голову не приходило играть с другими детьми, да и они как-то сторонились её. Роза всегда сама находила, чем себя занять. Лидия уговаривала её с кем-нибудь подружиться, но её слова никак не повлияли на нашу дочь. Роза больше любила складывать пазлы, разгадывать судоку и считать примеры. Задачи она, конечно, тоже любила, но примеры она находила более отвлеченными от жизни.
– Роза учится в университете на факультете математики и естественных наук. Какие предметы её интересуют больше всего?
– Астрономия, астрофизика, астробиология…
– Понятное дело. А как у неё с успеваемостью?
– Знаете, доктор Стурлссон, когда Роза только пошла в школу, мы думали с Лидией, что она станет каким-нибудь вундеркиндом!
– Эдуард усмехнулся с простодушной улыбкой, - но потом, я не знаю, она будто быстро поняла, что к чему. Что отличников все время отправляют на олимпиады, всякие конкурсы, просят списать, ну вы понимаете… А Роза просто хотела, чтобы её оставили в покое. Она хоть и решала на отлично, но только то, что требовалось, никогда не зазнавалась и не отвечала, пока не спросят…
Эдуард замолк, анализируя сведения из прошлого. Корнелий с интересом ждал продолжения.
– Мне кажется, что учеба Розу не интересовала. Она и не доставляла ей особых хлопот, но и воодушевления не приносила. Моя дочь говорила, что в школе, ей дают не то, что она хочет знать.
– А что её на самом деле интересовало?
– Космос.
Не дав Корнелию произнести последние звуки его вопроса, Эдуард выдохнул это слово, как последнее дуновение ночного воздуха в форточку перед рассветом. Стурлссон замер, словно ощущая на себе ледяной вакуум названного объекта. Бескрайним взглядом пустых глаз Ротенгоф посмотрел в окно, совсем как его дочь на приеме у Корнелия. Врач заприметил эту особенность.
– В изучении космоса можно найти все ответы, которые волнуют человека, вам так не кажется, доктор?
– Эдуард чуть прищурил глаза и вдохновлённый мыслью взглянул на Стурлссона, который хотел что-то возразить, но, не дав ему возможности, продолжил, - все исчезнет в беспросветной бесконечности, и люди, и планеты, и звезды, и черные дыры, и даже фотоны света… В какое пространство это все денется, и в пространство ли? Уж если мироздание и подчиняется единым законам и имеет свое начало, то искать его стоит в небесной вышине, - произнес мужчина и задумчиво поднял глаза наверх, - сколько вопросов без ответа… Мы даже не знаем, где находимся, Корнелий! Планета Земля, Солнечная система, суперсистема Альциона, созвездие Плеяд, рукав Ориона, Галактика Млечный Путь, Местная группа галактик, Сверхскопление Девы, Галактическая нить Ланиакейя, Стена Рыбы-Кита, Вселенная? А что дальше, доктор?
Корнелий лишь пошлёпал губами после тирады космических объектов Эдуарда и решил не исключать пока «генетический фактор» в истории болезни Розы.
– Вы часто общаетесь со своей дочерью на подобные темы?
– Стурлссон отложил ручку и подпер подбородок пальцами.
Прежде чем ответить Ротенгоф вздохнул, посмотрел вниз и поджал губы, а затем, не поднимая глаз и уводя их куда-то в сторону, с сожалением произнес:
– Мне кажется, это я виноват во всем… в этих её мыслях… Корнелий, я думаю вам известно о моей работе…
– Конечно, господин Ротенгоф, около трехсот спутников вашей компании кружат вокруг орбиты Земли, а ваши пилотируемые космические корабли нового поколения летают дальше Луны!
– восторженно поделился Корнелий своими знаниями о кампании «Ротенгоф корпорейшн».
– Верно, чуть дальше Луны… - с горечью произнес Эдуард, но, отбросив печальные раздумья о недостигнутых целях, продолжил, - вы понимаете, Корнелий, я был бы плохим отцом, если бы не познакомил свою дочь с космосом…
– Вы правы, господин Ротенгоф, - мягко произнес Корнелий, - вы сделали все верно. Это уже особенности психики Розы. На месте её бредовых идей мог бы быть не космос, а что-нибудь другое, например, за последние пять лет развелось так много ипохондриков среди молодежи! Каждый десятый убежден, что болен какой-нибудь неизлечимой болезнью! Анализы ничего не подтверждают, а они все требуют и требуют дальнейших поисков! В лучшем случае таких «больных» присылают ко мне, а в худшем высасывают из них деньги за ненужные лекарства и прочее…
Вдруг совсем близко прогремела гроза, и молния сверкнула своей опасной вспышкой в окне полутемного кабинета Стурлссона. Корнелий вздрогнул и вскрикнул одним вздохом.
– Боитесь грозы, доктор?
– как-то таинственно поинтересовался господин Ротенгоф, спокойно откинувшись на кресло, будто это была не гроза, а телефонный звонок.
– А вы?
– Знаю, что надо бы, гроза такая опасная, но меня всегда почему-то наоборот тянет на улицу, - Эдуард посмотрел в окно, мечтательно выходя мыслями из кабинета Корнелия.