Бобо
Шрифт:
– Надо их всех освободить, - мама показала на соседние клетки.
– Мы не можем.
Мне было жалко дэвовских пленниц, но спасти всех я не мог. У меня были мама и Книга. Всех я не увезу.
– Я потом что-нибудь придумаю. А сейчас у нас двухместный транспорт. Подержи-ка!
– я протянул маме Книгу, вытащил из-под футболки перо и поджёг его. Перо уже разгорелось, когда я сообразил, что надо было вызывать птицу Пашкунджи хотя бы во дворе. Она прилетела на зов, и каменный дворец затрещал по швам, перегородки между камерами рухнули, с потолка сыпались мелкие камушки, по внешним стенам пошли трещины. Птица Пашкунджи не вмещалась в подземелье, поэтому она сделала его немного шире.
– Кто меня звал?
– громыхнула она таким голосом, что стены рухнули и серые девушки зажмурились от солнечного света.
Я показал ей перо. Пашкунджи огляделась по сторонам и, недоумевая, спросила: - А где быки?
– Еды нет, - признался я, боясь, что после этих слов она улетит без нас.
– Вици просил передать привет!
– Садись, - кивнула птица Пашкунджи и, увидев, что я помогаю маме взобраться на её спину, сморщилась: - Двое без еды?!
Но расправила крылья и полетела. Пролетая над воротами замка, она слегка задела их и они распахнулись. Серые девушки бросились врассыпную, а старуха и дэв стояли на развалинах и что-то кричали им вслед.
ДОБРЫЙ ЧЕЛОВЕК ИЗ КАДЖЕТИ
появился внезапно. Птица Пашкунджи принесла нас в верхний мир и высадила в безлюдном месте. Мама рассыпалась в благодарностях, а Пашкунджи мудро изрекла: - Спасибом сыт не будешь. Ну да урок мне, в другой раз не стану с грифонами играть. Они-то в играх получше меня поднаторели, им что, ни летать, ни спасать, сиднем сидят целую вечность и играют друг с другом. Попробуй их обыграй, как же.
– Вы на нас очень обиделись?
– спросила мама.
– Мы вас голодом заморили.
– Заморили, это точно, - согласилась Пашкунджи.
– Но и обижаться мне на вас не за что. Мой проигрыш, мой и голод. Наоборот, я вам признательна, - она понизила голос, - Вици ведь мог и одного из моих птенцов забрать в уплату долга.
– А зачем Вици ваш птенец?
– поинтересовался я.
– Мало ли чего грифону в голову взбредёт, - туманно ответила птица Пашкунджи и распрощалась. Взлетая, она закрыла крыльями полнеба, и от взмахов её крыльев поднялся такой ветер, что деревья пригнулись к земле.
– Мы не спросили её, как называется эта местность!
– воскликнула мама.
– Думаешь, места, в которых обитают эти птицы и дэвы, обозначены на карте?
– удивился я.
Мама огляделась по сторонам и задумчиво произнесла: - Понять бы, в каком мире мы находимся.
– В верхнем.
– Мне было достаточно, что я снова на земле, а не внутри неё.
– А в каком из верхних?
– уточнила мама.
– А их несколько?
– Я посмотрел на маму. Она всё ещё держала Книгу как младенца, бережно и крепко. Мир, в котором я жил всегда и мир, в котором действует эта Книга - это один мир или разные? И в каком из этих миров мы находимся сейчас? В нашем? Или нет? И как попасть в наш?
– Поживём-увидим, - ответила мама, хотя обычно она так не говорила. Обычно - в той жизни, из которой мы выпали несколько дней назад, мама отвечала на мои вопросы подробно и честно. На любые мои вопросы. Теперь мои представления об обычном несколько изменились и я был согласен с мамой: поживём, увидим.
– Где бы мы ни были, нам нужно решить, в какую сторону идти.
Вокруг нас нас расстилалась зелёная равнина, вдали темнели горы, и нигде ни человека, ни домика, ни автомобиля. Никого и ничего. Дороги не было.
– Куда двинемся?
– спросил я.
– Куда хочешь, мы же всё равно не знаем где мы и куда идти.
– Тогда пойдём в ту сторону, - предложил я.
– Там виднеются деревья, по такой жаре было бы здорово хотя бы иногда отдохнуть в тенёчке.
Мама согласилась и мы пошли. Мы несли Книгу по очереди и когда наступал мой черёд, Книга и медальон оживали, словно я нёс живое существо. Тяжёлое, неудобное, с металлическими деталями, но живое.
Идти по солнцепёку тяжело, хотелось пить, есть, спать, искупаться, всё сразу. Мы делали остановки чуть не под каждым деревом, попадавшимся нам на пути. Орех, тополь, бук, платан, но лучше всего были груши, мы и отдохнули в их тени, и перекусили ими.
Вскоре появилась тропка, которая всё росла и росла и превратилась в накатанную просёлочную дорогу, по обеим сторонам которой рос виноград. Как только мы пошли вдоль виноградников, лозы протянули свои гроздья, почти прикасаясь к нам.
– Что это?
– испугалась мама.
– Виноград хочет, чтобы мы его поели, - предположил я.
– Нельзя. Он же чей-то. Груши были ничейные, а за виноградом кто-то ухаживает. Сорвать его - всё равно что украсть.
И тогда крупная гроздь фиолетового винограда отломилась и сама упала маме в руки. Я взял Книгу одной рукой, а вторую ладонь раскрыл и не успел я её подставить, как на неё свалилась гроздь ещё больше маминой.
– Спасибо!
А виноградные лозы... поклонились. Мы ели сладкие синеватые ягоды, и никогда ни до, ни после не встречал я винограда вкуснее. За виноградниками начались сады, за садами деревня. Дома были похожи на крепости, каменные, в несколько этажей, с плоскими крышами, а во дворах сновали женщины в длинных платьях, и занимались домашними делами. В садах были накрыты столы, на них стояли кувшины, а в глиняных тарелках лежали лепёшки, сыры, фрукты. Пахло пирогами и жареной курочкой. Мама замедлила шаг и присматривалась к женщинам. Многие были одеты в чёрные платья с широкими длинными поясами и серебряными украшениями. А некоторые были в платьях с красными, оранжевыми, синими, голубыми и жёлтыми узорами из шерсти и бусин. На головах у всех были платки, а на ногах сапожки или башмаки на каблуках без задников, что-то типа тапочек. Но больше всего нас поразили мужчины - они были в вязаных сапогах, честное слово! Или в каких-то сыромятных лаптях. Я так и замер: каковы шансы, что мы находимся в нашем мире?
Мы шли по деревне, а деревня нас не замечала. Сначала я думал, что они вообще нас не видят, может, мы для них незримы? Но потом понял, что они нас видят, просто не реагируют. Мы чужаки, возможно, в этих местах настороженно относятся к чужакам? Но одна женщина всё же осмелилась подойти к нам и пригласить на обед. Я начал объяснять, что мы не голодные, но мама поклонилась и согласилась. Женщина отвела нас во двор, где под деревом лежал невообразимо толстый мужчина и лениво ел, а слуги ставили на стол всё новые и новые блюда.