Боевая машина любви
Шрифт:
Но кое о чем он все-таки догадывался.
Например, о том, что комната, где свершилась Большая Работа, так и осталась неубранной. А убрать ее во избежание всяких мелких – теперь уже мелких, поскольку он ведь гнорр! – неприятностей со Сводом было необходимо как можно скорее.
Догадывался он и о том, что Зверда и Шоша попросту хотят спать. Видимо, в силу своей природы – о которой Лараф предпочитал вспоминать пореже – они нуждались в глубоком, долгом сне.
«Ну ладно, пусть подрыхнет, если
Не догадывался же Лараф о том, что, опрометью бросившись в гостиницу, Зверда хотела поскорее проверить, что именно стряслось с Кальтом Лозоходцем.
Она очень надеялась, что какая-нибудь балка, некстати оторвавшаяся от потолка, все-таки прихлопнула странного ре-тарца как клопа.
Ну а самым важным и действительно безотлагательным делом было приложиться к бочонку с «земляным молоком».
Без него ни Зверда, ни Шоша не могли удерживать гэвенг-форму человек. Равно как и любую другую высокую гэвенг-форму.
Землетрясение буквально вытрясло из баронов Маш-Магарт остатки энергии.
На сей раз их формы требовали более изысканной пищи, чем остывающее мясо трупов.
Зверда не на шутку опасалась, что если они и дальше останутся без питья, прихваченного в Пиннарин с самой горы Вермаут, то рассвет они с Шошей встретят в обличье мулов. А следующее за этим утро – в обличье хорьков, после – мышей, а затем… освобожденное гэвенг-сердце полетит туда, где оно не будет отягощено материей, сознанием и желаниями.
Расставаться со своими желаниями раньше времени Зверде не хотелось. Шоше тоже.
Каково же было их негодование, когда обнаружились два весьма прескверных обстоятельства.
Во-первых, мужчина, назвавшийся Кальтом Лозоходцем, все-таки успел удрать, завернувшись в шелковое покрывало с кровати из их гостиничной комнаты.
А, во-вторых, бочонок с «земляной водой», придавленный упавшей стеной, дал трещину и большая часть его содержимого растеклась по полу.
– Шилолова мать! Да здесь нам на два глотка всего! – взвыл Шоша.
Зверда выхватила у него из рук бочонок и заглянула внутрь. Действительно, «молока» оставалось на самом дне. Этого им с Шошей, конечно, хватит на то, чтобы восстановить силы. Но очень скоро силы начнут убывать и вот тогда восстановить их будет уже нечем.
На отполированном и, главное, залакированном полу гостиничного номера невдалеке от того места, где стоял бочонок, стояла лужа чуть побелевшей жидкости.
– Как вы думаете, барон, пол чистый? – спросила Зверда, отчаянно сверкнув глазами.
– Думаю, грязный, – честно ответил Шоша. – Вам пришло в голову слизать лужу?
Зверда, наморщив нос словно кошка, громко фыркнула, выражая свое отвращение.
– Не могу, – призналась она.
– Тогда пейте это все, – великодушно сказал Шоша, указывая Зверде на бочонок.
– А вы?
– А я уж как-нибудь… Брезгливость – враг здоровья. Только вы отвернитесь…
Не отрываясь, Зверда осушила бочонок. Она сразу почувствовала себя на сто лет моложе.
Ушли дрожь в мышцах и головная боль, которые свидетельствовали об истощении тонкой оболочки гэвенг-формы.
По характерным звукам за спиной было легко понять, что четвероногий Шоша пытается втянуть лужу «земляного молока», к слову, не такую уж глубокую.
– Хороши бы мы были, если б гостиница и вправду обрушилась, как нам мечталось. Пришлось бы убираться из Пиннарина сегодня днем.
– А так придется убираться через три дня. Не вижу разницы, – Шоша был в своем обычном репертуаре.
– Разница есть, барон. За эти три дня мы можем горы свернуть. Напоминаю вам, что завтра – Совет Шестидесяти, на котором будет окончательно решаться вопрос о военной экспедиции против Вэль-Виры. Лоло нужно помочь прокукарекать партию гнорра без приключений, а то еще разревется от волнения!
– И не говори… наш пестун оказался на редкость нервным малым.
– Вы бы видели себя, барон Шоша, после взрывной трансформации! Поднеси я вам зеркало, после такого зрелища вы б тоже стали нервным малым.
– Я не нуждался в зеркале. Потому что моим зеркалом были вы, моя милая! – губы Шоши растянулись в довольной улыбке, глотка исторгла гогочущий хохот.
Чувствовалось, что «земляное молоко», пусть даже сдобренное пылью и штукатуркой, освежило барона не хуже ледяного купания.
– А теперь спатоньки, – Шоша сладко зевнул во всю пасть.
Заснуть в ту ночь Лараф так и не смог.
Дворец почти не пострадал от землетрясения. Два флигеля из восемнадцати – это сущая ерунда. Особенно если вспомнить, что стало с четырьмя сотнями других зданий Пиннарина. Весь остаток ночи подданные Сиятельной праздновали свое спасение, которое было тем более впечатляющим, если вспомнить, что стало с четырьмя тысячами других подданных Сиятельной.
Лараф, сославшись на ранение, заперся в той самой спальне, где очнулся.
Овель, к счастью, перебралась спать в спальню на этаж выше. Лараф с облегчением вздохнул. После скандала он побаивался жены гнорра. То есть, тьфу ты, своей жены. Тем более – с ним вновь была его подруга!
Опустошив упорно не желавший опустошаться рассудок, он раскрыл книгу.
«Достигший многого заслужил награду», – сразу прочел Лараф.
После его замечательного превращения книга, кажется, стала более разговорчивой. В глубине души Лараф боялся, что ответом ему, как и у Виноградной Заставы, снова будет «отцепись!»