Боевая машина любви
Шрифт:
– Замало буде, – постановил матрос, бывший за старшего, когда Эгин всучил ему кошель с семьюдесятью аврами. – Гиазир обещал по тройному тарифу. А оказалось – по двойному. Ты хоть бы авров тридцать накинул, а?
Эгин равнодушно вздохнул. Вот что-что, а финансовые вопросы после всего, то произошло ночью, после того, как он узнал о смерти Альсима и побывал во дворце, виделись ему не такими уж неотложными. Он устал. Ему зверски хотелось спать или хоть побыть наедине с собой и сосредоточиться.
Но
– Мужики, я устал. Того гиазира, который обещал вам по тройному тарифу, загрызли нарабитские тигры. Добыть даже эти семьдесят авров мне было очень не просто. На вашем месте, я бы не жадничал. Больше у меня нет ни авра.
– Не пойдет, гиазир Эгин. Так не пойдет, – постановил старшина.
Эгину было очень неприятно смотреть на весь тот разор, который матросская братия учинила в «Обители блаженства». Но что такое уговор, он помнил. Все-таки, про тройной тариф врал он, Эгин, а не покойный Альсим.
– Ну хорошо, – пожал плечами Эгин. – Если вы согласитесь остаться в Пиннарине до следующего вечера, я принесу вам еще тридцать авров.
Эгин вспомнил о Сорго. Вот этот-то даст ему взаймы тридцать авров. Ведь если бы не Эгин, Сорго и сейчас был бы холостым Начальником Почты на Медовом Берегу. А по большому счету – светлой памяти трупом Начальника Почты.
– Не-а. Согласия нашего нету. И не будет.
– Почему «нету»? Почему «не будет»? – спокойно поинтересовался Эгин.
– Потому что наши ждут возле Нового Ордоса. В падлу им ждать-то. Верно?
– Дело говоришь! – хором подтвердили остальные четверо матросов.
– Поэтому сейчас давай, не то будет тебе плохо, гиазир Эгин, – постановил старшина.
– Но до сегодняшнего-то вечера вы можете подождать? – спросил Эгин, мысленно согласившийся с тем, что к Сорго придется идти сразу, не ложась спать.
– Не можем, – с тупой уверенностью, столь свойственной морскому племени, постановил старшина. – В падлу нам в конюшне этой сидеть.
– В этой? Вот в этой конюшне? – с выражением крайнего удивления Эгин обвел рукой комнату, особенно налегая интонацией на «эту».
В самом деле, котлы на кухне «Обители Блаженства» были чище, чем одежда на любом из матросов.
– Вот в ней, да, – подтвердил старшина. – Скучно нам, понимаешь? Душа приволье любит. Чай не зверье какое.
Эгин вздохнул. Дескать, все верно, не зверье.
Его меч, лапаный-перелапаный в его отсутствие и матросней, и гостиничной прислугой, стоял на подставке возле окна.
Один прыжок – и «облачный» клинок в его руках. Это значит, снова придется кого-то зарезать, а может, просто ранить. Это значит, что из гостиницы придется бежать, пока не явились солдаты Внутренней Службы… О Шилол, да что это за мир, где матросы любят приволье так сильно, что не согласны подождать в гостинице до вечера?
Вдруг из угла комнаты раздался голос Есмара.
– Заберите ваши двадцать авров, – гордо выпалил Есмар и бросил старшине матросов четыре пятиавровых монеты чеканки Саггора Первого Волокиты.
– Э-э нет! Нам тридцать авров надобно, – не унимался старшина, пробуя монеты на зуб.
Тут терпению Эгина пришел конец. Он медленно подошел к подставке, медленно вынул из ножен «облачный» клинок и обвел красноречивым взглядом присутствующих.
По клинку поползла мелкая сероватая рябь. Две крохотных голубых искры сорвались с его острия. Есмар восхищенно крякнул.
Матросы поняли намек и спустя минуту комната «Обители блаженства» опустела. Только в воздухе остался кислый винный дух и ядреный запах квашеной редьки, которой, по обычаю да по матросскому, вообще-то было принято закусывать гортело. Эгин посмотрел на Есмара удивленно и с одобрением.
– Я ведь тоже занимал каюту. Значит, я заплатил за себя. Все по-честному, – очень стараясь казаться взрослым, пояснил Есмар.
Когда Эгин пробудился ото сна, Пиннарин уже погружался в сумерки.
Со скучающим видом Есмар сидел возле окна и в буквальном смысле считал ворон. «Две, еще две… четыре… много». Окно комнаты второго этажа, где они поселились, выходило на Внутреннее Кольцо, а значит ничего интересного, кроме редких слуг, которые выносят помои и чистят господских лошадей, увидать оттуда было нельзя. Как вдруг Есмар заметно оживился.
– Гиазир Эгин, чудная штука!
– Что за штука? – поинтересовался Эгин, не вставая с кровати.
– Крыса там!
– Подумаешь, крыса…
– Но до чего чудная! Так и ползет по стене! Как жук какой!
– Ну… может и ползет. Бывают такие крысы, – бездумно ответил Эгин, не отдавая себе отчет в том, что говорит.
– Но она, кажется, к нам ползет.
– Ну и хорошо…
– У нее ошейник! Гиазир Эгин, у крысы – ошейник!
– Ну и что?
Как вдруг до Эгина вдруг дошло. Дошло, где «бывают» такие крысы. И что это за «ошейник». Он вскочил с кровати, второпях натягивая штаны.
– Ты уверен, что она ползет к нам?
Но Есмар ему не ответил. Он уже высунулся из окна почти по пояс. Послышались звуки азартной возни. Есмар разогнулся, с гордым видом глядя на Эгина, спрыгнул с подоконника, как вдруг закричал «Шилол тебя пожри, проклятая!»
Зверек шлепнулся на пол комнаты, вырвавшись из рук Есмара.
Очутившись на полу, крыса принюхалась и, определив свое местоположение, со всех ног бросилась к Эгину.
У носков его сапог зверек остановился, сделал стойку на задних лапах и замер в покорном ожидании.