Боевая машина любви

Зорич Александр

Гнорр, сияя своими холодными глазами северного божества любви и власти эпохи Звезднорожденных, вспомнился Эгину особенно отчетливо. Ненавидеть Лагху было так легко, ведь не любить его было невозможно!

– Я еду в Нелеот, – наконец выдавил Эгин.

– Я еду с вами, – не задумываясь ни на секунду, выпалил Есмар. – Вижу, тут сейчас ни в одну лавку не устроишься. Развал хозяйства!

– А что ты будешь делать в Нелеоте?

– То же что и вы. Помогать тому гиазиру…

– Какому еще гиазиру? – подозрительно осведомился Эгин.

Неужели двенадцатилетнему

Есмару ведома тайнопись Дома Пелнов, которой он, Эгин, и сам не знал, пока не прошел Второе Посвящение и не стал аррумом? И когда это Есмар успел прочесть письмо, да так, что он этого даже не заметил?

– Ну… тому, про которого вы говорили, чтобы он сдох, и что у него перелом задницы… и про то, что игра стоит свеч…

Тут Эгину стало до крайности неловко. Он осознал, что, пребывая в душевном смятении, проговорил вслух все то, что со своей точки зрения произносил про себя… Наваждение! Не иначе как сам гнорр пошутил столь изысканным образом, вставив в письмо неизвестную Эгину магическую формулу с каким-нибудь внушительным названием типа «раскрепощенное освобождение языка»…

– Ладно, решено. Едем вместе, – бодро сказал Эгин, чтобы как-то замять тему своих неуместных излияний.

– Мы-то, конечно, едем. Но вот у меня осталось ровно шесть авров… – грустно сказал Есмар.

Тем временем, крыса-письмоноша уже успела вспрыгнуть на подоконник, свалиться на кучу отбросов внизу и, отряхнувшись, отправиться строго на северо-запад. К Нелеоту. Она была обучена многому. Не обучена только говорить «до свиданья».

4

– Дружище Эгин! Да возвеличится слава твоя в поколениях! – радушно взвыл Сорго окс Вая.

Есмар и Эгин, изрядно промерзшие на улице в ожидании, пока им позволят войти, перетаптывались в шикарной прихожей дома семейства окс Вая.

– И твоя… тоже… пусть возвеличится… – язык Эгина еще не успел привыкнуть к теплу.

– Ба… А это твой сынишка? – спросил он, указывая на Есмара. – Похож стервец… Как похож!

– Сорго, дружище… это… мой слуга. Есмар, – представил мальчика Эгин.

Против поименования себя слугой Есмар поначалу категорически возражал. Он был уверен, что его вайский учитель Сорго его помнит. Ведь все-таки учил его целых два года!

Но выслушав аргументы Эгина, Есмар смирился. В самом деле, кому как не ему было знать, что Сорго временами забывает завязать шнурок на штанах, выходя из уборной.

Было и еще одно соображение: Сорго, ставшему придворным поэтом, могло быть неприятно напоминание о том, что некогда он был всего лишь школьным учителем в самом захолустном из варанских захолустий.

А в их положении требовалось быть всецело приятными особами. Ведь от Сорго им нужны были деньги, кони и еда. Не такая уж малая плата за небольшое притворство.

– Слуга значит… Тогда иди, мальчик, в людскую. Там тебе дадут каши, – указал Сорго Есмару на боковую дверь. – А мы с тобой, любезный мой Эгин, двинемся наверх, вкушать мед поэзии.

Эгин незаметно кивнул Есмару, мол иди-иди, каша на дороге не валяется. Есмар нехотя поплелся.

– А ты стал настоящим барином! – отметил Эгин, от которого не укрылось, с какой воистину поэтичной гнусавостью произносил Сорго «людска-а-ая».

– Обстоятельства несказанно возвеличили меня, Эгин! Просто несказанно! – честно признался Сорго.

Эгин всегда считал Сорго придурком. Но относился к нему не в пример лучше, чем к прочим представителям этого многочисленного племени.

Такие пороки, как алчность, коварство и трусость не были ведомы Сорго, а уже одно это представлялось огромным достоинством, перевешивающим недостаток респекта и жизненной хватки. Вдобавок, Сорго был образован и знал, что такое вдохновение. А эти качества встречаются еще реже, чем хороший голос.

5

– Ну, как впечатление? – напустился на Эгина Сорго, окончив чтение поэмы «Кавессар». (Там, помимо прочего, Элиен Звезднорожденный назывался «жестоковыйным сатрапом», его военачальник Кавессар – «могучим бычком-однолетком», а будущая жена Элиена Гаэт – «сладчайшим из призраков света».)

– Восхитительно! Твои стихи, дружище, заставляют меня по-новому взглянуть на Героическую эпоху. «Призрак света»! Как это крепко сказано!

Сорго зарделся от удовольствия. Эгин давно заметил, что комплименты не вызывают у поэта подозрений, а всякая топорная лесть воспринимается всего лишь как уместный комментарий.

Эгину было не жалко. Он разделывал фаршированного черносливом тунца и запивал его терновой настойкой. Поэмы Сорго сказывались на его аппетите только в одном смысле: они его улучшали, вынуждая сосредоточиться на еде.

– Тогда, значит, прочту тебе из последнего. Из неоконченного, – Сорго прочистил горло. – «Испытание Пиннарина или Стихия Неистовонравная». По мотивам недавних событий.

Поощрительно кивнув, Эгин снова отключился, хотя, наверное, там было что послушать.

Краем уха он улавливал что-то напыщенное про «тверди стенанья», про «присномудрую Сайлу» и про «гнорра, чей взор отверзает семнадцать дверей мирозданья».

Как же без гнорра, чей взор отверзает буквально что попало?

Теперь без него не обходится ни один эпос, ни один витраж. Канули в прошлое времена, когда гнорра видели считанные доверенные лица из числа наиболее могущественных людей Свода. Теперь о первом маге Варана можно рассуждать в гостиной. Правда, исключительно в залоге крайней почтительности или экзальтированного восхищения.

– Сорго, дружище, ты превзошел сам себя! – воскликнул Эгин и наполнил кубок Сорго терновой наливкой. Поэту определенно нужно было промочить горло.

А когда горло было промочено еще дважды, Эгин решил, что честно исполнил свой слушательский долг. И что Сорго самое время исполнить свой долг дружеский.

– Твое «Испытание Пиннарина» навело меня на невеселые мысли… – понуро начал Эгин.

– Да ведь это и не развлекательный жанр. Это вещь серьезная, трагическая! – быстро перелицевав высказывание Эгина в комплимент, Сорго навострил уши.