Боевая машина любви
Шрифт:
– А вот и наша малюточка! В аккурат девять дней назад моя кума принесла, – сказал кожевенник, указывая на карапуза, который лихо ползал по заплеванному глиняному полу в нестиранной рубашонке.
Воздух ломился от запахов, среди которых преобладали испарения мочи и кислые ароматы известки.
– Ути-люти-путичка, – старательно сюсюкая, кожевенник подхватил ребенка на руки и знаком приказал бабе убраться вон.
Та сделала вид, что убралась. Но ее страдальческие карие глаза тайком посматривали на Эгина из-за занавески.
– Ну, милостивый
Эгин поглядел на кожевенника так, что у того начала непроизвольно дергаться щека. Он был очень зол. Он потерял почти час. А в результате нашел ребенка, которому никак не меньше года. Он, конечно, специалистом по грудным младенцам себя не считал. Но был абсолютно уверен в том, что девятидневные младенцы ползать по полу не умеют.
Эгин молча двинулся к выходу из лачуги.
– Эй, гиазир, вы куда? А уговор?
Эгин обернулся. Внезапно в нем проснулся аррум Опоры Вещей, личность раздражительная и жесткая.
– Вы что это? Слово – не воробей. Обещали золотом…
– Послушай, недоумок, я что – неясно объяснил? – перебил кожевенника Эгин. – Мне нужен ребенок, родившийся девять дней назад, – Эгин сказал эти слова с такой интонацией, что живот кожевенника сам собой раздулся. Несчастному казалось, что его просто надули раскаленным воздухом, он начал задыхаться и хватать губами воздух.
– Годовалый младенец мне не нужен, – медленно сказал Эгин, не отпуская кожевенника взглядом.
Небрежно уложив ребенка на кучу тряпья, тот бухнулся на колени и закашлялся так сильно, что Эгину к его неудовольствию пришлось признаться, что с отрицательным воздействием перестарался. Но и в этот раз раздражение взяло верх над жалостью.
«Будет ему наука, как дурачить чужеземцев», – сказал себе Эгин и затворил дверь. Как только он отвел взгляд, кожевенник перестал кашлять.
Когда Эгин был уже у выхода из переулка на крыльцо дома кожевенника выскочила та самая баба и закричала ему вослед.
– Милостивый гиазир! Милостивый гиазир! Я знаю, где то, что вам нужно! Все без обмана, гиазир!
У Эгина не оставалось другого выхода кроме как поверить на слово. И он снова пошел по узеньким переулкам, на сей раз – вслед за бабой в деревянных башмаках. Ленивое зимнее солнце неумолимо ползло по небу. День клонился к полудню.
На этот раз дом был побогаче и располагался, насколько мог судить Эгин, гораздо дальше от реки. В случае Нелеота это свидетельствовало об относительной фешенебельности района.
На сей раз Эгин решил не оставлять лазеек для надувательства.
– Спрашиваю в последний раз. Когда именно родился этот ребенок? – Эгин впился глазами в глаза женщины, намереваясь продемонстрировать серьезность своих намерений, а заодно с целью распознать искорки лжи в глазах своей помощницы.
– Девять дней назад. Клянусь своим левым глазом, – заверила женщина, но искорки в поставленном на кон глазу так и не появились.
– Почему ты не сказала этого сразу, тогда… в твоем доме?
– Я не была уверена.
– А почему ты сейчас уверена?
– Я посчитала.
– Что ты посчитала? Дни?
– Ну да… Сегодня это раз… вчера это два, – начала женщина, медленно загибая пальцы – большой, указательный, средний…
– Тогда понятно. Чей это младенец?
– Госпожи Меа. За мной посылали помогать ей при родах.
– Ты помогала?
– Да… было очень страшно… снег валил, земля тряслась…
– Земля тряслась? – в надежде переспросил Эгин.
– Ну да… так, не сильно… но у госпожи Меа обереги на стене так и качались – туды-сюды, туды-сюды.
Эгин вздохнул с облегчением. «Эта, кажется, не врет», – заключил он и вручил бабе золотой, который та с простодушием, свойственным беднякам, которым никогда и ничего не достается даром, облобызала и спрятала за щеку.
Еще битый час он уламывал госпожу Меа продать ему прядь волосиков ее мальчика.
К счастью, хотя госпожа Меа и оказалась не такой бедной, как жена кожевенника, но суммы в десять золотых оказалось достаточным, чтобы сломить и ее представления о должном и недолжном.
И на то, чтобы избавиться от страха перед порчей, которая может быть наведена на младенца при посредстве этих волос. «На два золотых я куплю ему лучших охранительных амулетов» – постановила рачительная мамаша.
За десять золотых госпожа Меа разрешила Эгину аккуратно остричь крохотную головку своего спящего сына.
Эгин действовал столь бережно, что ребенок даже не проснулся. А когда волосики, весом с паутинку были положены в сарнод, в дело вмешался муж госпожи Меа.
И тогда Эгину пришлось достать из ножен меч. Разумеется, в целях подкрепления могущества десяти золотых. Ибо известно, что десять золотых при поддержке «облачного» клинка значат больше, чем просто десять золотых.
Так или иначе, к полудню один из ингредиентов чудесного компаса был раздобыт.
Дом аптекаря Эгин также нашел не без труда. «Духи. Лекарства. Притирания», – гласила вывеска над крыльцом.
Интуиция подсказывала Эгину, что начинать поиски нужно именно с таких заведений. Поскольку других вариантов, кажется, не было. Не в мясную же лавку идти!
– Мне нужно перо птицы Юп, – без обиняков начал Эгин, с интересом разглядывая морщинистое лицо аптекаря-карлика, который сидел за прилавком.
Морщин было так много, что лицо было похоже на печеное яблоко. «Небось при этом притираниями от морщин приторговывает!» – усмехнулся Эгин.
– Вам для себя или в подарок? – серьезно спросил карлик.
«Хвала Шилолу хоть не рассмеялся в ответ!» – отметил Эгин, представляя себе рожу пиннаринского аптекаря после подобного вопроса. Небось тут же кликнет ученика, чтобы бежал стучать в Опору Вещей.
– Разве это имеет значение – для кого это перо?
– Имеет, – важно кивнул карлик. – Если в подарок, то я вам сейчас принесу. А если для себя – то у меня такой редкости нет.