Боевой вестник
Шрифт:
Людей видно не было: наверное, все в поле.
Достигнув поселения, всадник придержал коня. Холм с башней уже был хорошо виден, и стало ясно, что стены вокруг нее действительно когда-то имелись. Но цитадель снесли уже много лет назад, судя по бурьяну и прочей растительности.
Со стороны леса, что подступал к полям с запада, почти достигая холма, шла просто одетая старуха с охапкой хвороста на спине. На всадника она лишь бросила равнодушный взгляд.
— Доброго дня, бабуля! — окликнул ее Олвин, приблизившись.
— Какая я тебе бабуля, дурень? — Женщина даже не обернулась. —
— К чему ты помянула свою девку и отчего дерзишь рыцарю? — строго воскликнул Олвин.
— Ежели ты рыцарь, то где твой герб? — Старуха наконец соизволила остановиться и обернулась. — Щит пустой, доспехи и попона тоже. Какого ты дома будешь?
Она усмехнулась, демонстрируя отсутствие некоторых зубов.
«Да она не дура! — усмехнулся про себя Олвин. — Небось по молодости доводилось иметь дело с рыцарями и простыми латниками. Может, и дочуркой кто-то из них наградил».
— Это что же, башня вестников? — Он кивнул в сторону холма, решив перевести разговор в другое русло.
— Она и есть, неужто не видно? — фыркнула женщина, поправляя на спине хворост.
— Видно. Но что стало с цитаделью? Где стены?
Этому вопросу женщина очень удивилась — как если бы незнакомый всадник спросил, отчего вода мокрая или огонь горячий.
— И откуда ты такой взялся-то? — проворчала крестьянка. — Разобрали цитадель, как водится.
— Что это значит? — нахмурился Олвин.
— Так ведь всюду так. Разве нет? Откуда ты? Орден вестников покинул множество цитаделей своих. Продали окрестным лордам твердыни и земли. Неужто ты не знал? Да все знают. Вот и эту цитадель орден отдал ближайшему лорду. Уорну, Малколм который. Но тот помер давно, нынче Ханте Уорн лорд наш, первенец его. Он и подрядил подданных цитадель снести. Часть камней им, то есть нам, разрешил забрать, а часть увез к себе, замок укреплять да расширять. А нам, тем, кто разбирал цитадель, дал наделы и наказал жить здесь, в деревне.
— А башню отчего же не разобрали?
Олвин Тоот был поражен тем, что услышал, в голове роилась сотня вопросов. Он старался задавать только те, что вызовут меньше подозрений, но снова ошибся — крестьянка опять удивилась.
— Да как это? Птицы вестовые поначалу по привычке залетают в башни, покинутые орденом. И башню оставили, чтоб птицы не плутали, да пару орденских клиров в башне посадили, чтоб присматривали и рассылали птиц.
— Так в башне живет кто-то?
— А я как сказала? Старые ворчливые дубы — два клира от зеленого ордена. До того старые, что уж духами пора стать, а они все ворчат да кряхтят. Птицы-то давно отвыкли в покинутые башни летать. Но эти двое остались. А чего им? В ордене и помоложе клиры есть, что из ума еще не выжили, не чета этим двоим. А лорд Уорн наказ нам дал: деревня, дескать, ваша, что вырастите — ваше, но так, чтоб клиры из башни нужды ни в чем не знали. Вот и присматриваем за ними. А несносные они, доложу я тебе.
— Все ясно. — Олвин кивнул, хотя понял только то, что в башне обитают двое из братства вестников. — Благодарю, женщина. Более мне от тебя ничего не нужно. Ступай.
И направил коня прямиком к башне.
— Странный ты, латник! — крикнула крестьянка ему вслед. — Все знают об этом! Зеленый орден после коронации Хлодвига больше половины своих цитаделей продал!
«Коронации Хлодвига… Хлодвига», — повторял в уме Олвин и хмурился все больше: то ли ему не нравилось это имя, то ли настораживало, что старуха поняла его неосведомленность о здешних делах.
Наконец всадник достиг башни. Вот здесь когда-то были стены, что окружали каменную твердь, надежно защищая как тайны самого ордена, так и секреты пересылаемых писем. Просторные дворы служили для тренировки вестников и обучения вестовых лисиц, голубей и ястребов. Однако теперь кустарник, молодые деревца и бурьян ясно свидетельствовали, что запустение здесь царит уже более десяти лет. Изъяли даже камни, которыми был вымощен внутренний двор, осталась лишь узкая дорожка, ведущая к массивной дубовой двери башни. Олвин спешился и подвел коня к молодому деревцу, вокруг которого росла густая сочная трава. Конь давно объезжен и не станет срывать закинутые на ветку поводья, чтоб уйти. А вот украсть его могут вполне. Всадник осмотрелся. Ни одной живой души вокруг, кроме той женщины вдалеке, что уже подошла к жилищу. Делать нечего, не вести же коня с собой в башню.
— Убежишь — догоню и прирежу. А если попытаются тебя украсть, бей копытом по носу. Понял меня?
Конь фыркнул, утопив морду в траве, которую тут же стал поедать.
— Да ты обжора, приятель.
Тоот подошел к двери и потянул за тяжелую ручку. Дверь оказалась не запертой и со скрипом старых петель поддалась. Он вошел. Основание башни было столь широко, что вместило бы хоровод из сотни человек. Внутри было темно, пахло сыростью, плесенью, тленом. Олвин постоял некоторое время, оглядываясь при свете дня, что проникал через открытую дверь, и привыкая к мраку башни. Повсюду была в беспорядке свалена разная утварь, каменная лестница вела на второй этаж. Поднявшись, Олвин оказался на круглой площадке с полудюжиной дверей. В центре снова обнаружилась лестница, на сей раз винтовая. Признаков жизни не было заметно и здесь, но ему показалось, что сверху доносятся какие-то звуки.
Поднявшись еще выше, Тоот уперся в узкую дверь с закругленным верхом — запертую. Олвин подергал несколько раз бронзовое кольцо, но безуспешно. Он постучал кулаком: едва уловимые звуки стихли. Он постучал снова.
— Чего и кому надо? — послышался за дверью недовольный, хриплый старческий голос.
— Откройте, прошу вас, — как можно доброжелательней произнес Тоот.
— Зачем?
— Чтобы я вошел.
— Зачем?
— Хочу поговорить с вами.
— А зачем?
— О боги! — вздохнул Олвин, приложив ладонь ко лбу. — Послушайте, я честный путник, именем двенадцати, взываю к гостеприимству священного ордена вестников, заповеданному Инварином.
Какое-то время за дверью молчали, затем недовольный голос произнес:
— Вот шельма!
Дверь резко отворилась, в глаза ударил яркий солнечный свет, в нос — запах чеснока и печеного лука.
— Ты кто такой будешь и кто надоумил тебя говорить такие слова?