Боевой вестник
Шрифт:
— Я уже ответил, — произнес Тоот, щурясь от света, бившего из окна напротив двери, и морщась от источаемого стариком запаха. — Честный путник.
— Чего надобно? — Старик изрыгнул очередную порцию резкого запаха и нескрываемого недовольства.
— Прошу о гостеприимстве ордена.
— Что-то не похож ты на одного из наших, латник. Откуда слова наши ведомы? Я, между прочим, последний смотритель цитадели Аберта! Почетный клир Родвин Берк!
— Ты последний смотритель, старая коряга? — раздался откуда-то
— Горган! Заткнись! — крикнул первый старик, повернув голову направо.
— Так вы впустите меня? — вздохнул Олвин.
— Да проходи, чтоб тебе тринадцатого встретить! — сердито прокряхтел старик. — А имя твое как?
— Олвин. — Гость переступил порог.
— Глупое имя!
— Почему же? Имя как имя.
— Потому и глупое!
Старику было уже под девяносто. Плешь среди редких седых волос блестела в солнечных лучах и притягивала взгляд бурыми старческими пятнами. Седая борода была жидковата, зато доставала до середины груди, у правой ноздри сидела здоровенная бородавка, из которой торчал черный, жесткий, как у кабана, волос. На груди висела тяжелая бронзовая цепь с бронзовым же соколом, сжимающим в лапах сверток пергамента — символ вестников. На просторной зеленой рясе с капюшоном были вышиты узоры в виде древних рун, что бытовали еще до войны богов.
Через единственное арочное окно проникал яркий свет. Вдоль выгнутой стены почти на половину высоты выстроились полки с книгами всевозможных размеров и толщины: от крохотных дорожных томиков до огромных фолиантов. У самого пола лежало множество старинных свитков. В центре помещения возвышался прямоугольный стол, а посередине его стояла большая плоская чаша с виноградом и фруктами, на длинной бронзовой ножке, отлитой в виде башни вестников. Из соседней комнаты показался другой старик, по виду родной брат первого, но без бородавки и с бородой погуще и подлинней.
— Это кто такой? Не из деревни? Почему ты тогда его впустил, дуралей старый? — прокряхтел второй.
— Вижу, что не из деревни! Я не такой слепой, как ты, плешивая бестия! Он назвал наши слова! И я впустил! — Затем старец с бородавкой уставился на Олвина. — Это полуистлевшее недоразумение — клир зеленого ордена, по имени Горган Борк. Ну а ты кто таков?
— Он — Борк, и ты — Борк? — Олвин слегка улыбнулся. — Вы братья?
— Видно, все двенадцать прогневались на меня еще до рождения, — фыркнул Горган.
— Можно подумать, для меня это большое счастье! — резко отозвался Родвин. — Однако ты так и не назвал себя, путник.
— А что вам скажет мое имя? — Тоот пожал плечами.
— Оно нам скажет, как тебя звать, чтоб тебе тринадцатого встретить! — Родвин будто искал повода подосадовать, а когда не находил, то злился из-за этого.
Второй скривился в щербатой ухмылке: похоже, он ничем не лучше первого.
— Мое имя Олвин.
— Ты уже говорил!
— И что я могу добавить?
— Чего тебе надо? Вот что. Говори же.
— Я прошу гостеприимства. Это значит, надеюсь разделить с вами трапезу. Задать несколько вопросов. Предложить вам кое-что взамен. И вскорости уйти своей дорогой.
— Ну, наглец! — Второй старик всплеснул руками, затем обратился к своему престарелому брату: — Он что, наши слова произнес?
— Так и есть. — Родвин прищурился, глядя на Олвина. — Откуда ты эти слова прознал?
— Давным-давно поведал мне их один зеленый брат.
— Чепуха! — Теперь руками всплеснул первый. — Люди братства не раскрывают своих секретов!
— Бывает, что раскрывают на смертном одре. Я его спас. Он перед смертью мне поведал сей маленький секрет.
— Как же ты спас его, болван, ежели он помер?
— Это, боюсь, трудно объяснить, — развел руками Олвин.
— А по-твоему, перед тобой недоумки стоят?
— Ну, один точно стоит, — хрипло хихикнул Горган.
— Я рад, что ты признал это наконец, старый овощ! — рыкнул Родвин.
Поняв, что у перебранки престарелых братьев конца не будет, Олвин Тоот прошел к столу, выдвинул табурет и уселся, опустив рядом свою поклажу — замотанные в мешковину бивни. Затем взял из чаши сочную грушу.
— Чую запах мяса. — Он надкусил грушу, и та прыснула соком. — Фрукты — это, конечно, хорошо, но ничто так не придает сил, как хорошее мясо.
— Наглец ты! — фыркнул Родвин.
— Я честный путник.
— Ладно. Горган, неси еду.
— И отчего же это я?
— Да потому что нынче твой черед!
— Я говорил, надо прислугу позвать из деревни!
— А в поле, на мельнице и пастбищах ты работать будешь, безумный старикашка?
Горган поморщился и скрылся за дверью. «Заткнись!» — донеслось оттуда, едва он шагнул через порог.
Постоянно бранясь, братья все же подали на стол миску с горячими, еще шкворчащими жареными колбасками, овощной салат, большие лепешки, штоф вина и кувшин воды. Оба клира тоже уселись, подставив затылки солнечным лучам, проникающим через окно.
— Ну, вот тебе наше гостеприимство, — прокряхтел Родвин. — А что ты там обещал взамен?
— Два мамонтовых бивня по сходной цене. — Олвин кивнул на свою поклажу.
Он уже набросился на еду, не дожидаясь, пока клиры помолятся про себя. К его разочарованию, запах горячих колбас, которые он ел с кисловатым хлебом, был куда приятнее их вкуса, но изголодавшийся путник не привередничал, обильно запивая угощение вином.
Братья переглянулись.
— Так это у тебя бивни мамонта? — удивленно проговорил Горган. — Откуда же? Мамонты в Гринвельде давно вымерли…