Боевой вестник
Шрифт:
— Хорошо, Хлодвиг. Приду.
— Ну, вот то-то же. И подготовь почетный караул для встречи иноземных посланцев. Мне сообщили, что к городским воротам приближаются три скифарийских лорда.
— У них нет лордов, государь. Там они называются князьями.
— Да невелика разница. Одним словом, надо их достойно встретить.
— Так, значит, к городу приближаются три скифарийских князя? — Нэйрос по привычке поднял бровь. — Разумно ли допускать их сюда? Что, если они встретятся с «мыльным» Хайдамаром?
— Война давно закончена. — Король тихо засмеялся.
— Но не для заносчивого и заклейменного позором лорда, которого обменяли на мыло.
— Вот поэтому нужно поскорее отправить к главным воротам двух всадников. Пусть встретят гостей и проследят, чтобы те не столкнулись с Хайдамаром, когда он будет уезжать.
— Сию минуту сделаю, государь, — кивнул старый волк.
— И не забудь,
ГЛАВА 3
Ассамблея лордов и человек на стене
Ночь, вторгавшаяся в высокие окна серого замка, нещадно изгонялась из огромного зала светом факелов и лампад. Сам замок был окружен, как и подобает, крепостным рвом, однако на эту ночь ров накрыли большими деревянными щитами. Обилие гостей заставило пойти на такую меру, чтобы кто-нибудь, особенно в подпитии, не упал и не захлебнулся. То же могло случиться и с лошадью.
В центре просторного главного зала вытянулось множество столов на козлах, образующих один большой стол, который был заставлен разнообразными яствами и отборными винами да элем. Запахи жареного мяса, копченостей, рыбы, свежих овощей и сочного винограда вперемешку с ароматами дорогих вин заполняли зал Брекенрока, помогая свету факелов изгонять саму мысль о сне. За огромным столом сидело множество лордов, чьими родовыми знаменами были украшены балки замка. Лорд Роберт Брекенридж, сюзерен прибрежных областей Жертвенного моря, восседал на хозяйском стуле с высокой спинкой, увенчанной акульей челюстью, знаком его герба. Невысокий, несколько тучный и ссутулившийся, лысеющий и седой, он выглядел куда старше своих пятидесяти двух лет. Немного отвернувшись от стола и гостей, он устремил взор серых потухших глаз к большому камину, расположенному позади стула, протянул озябшие ладони к огню. Руки его мерзли часто, впрочем, как и ноги. Это началось восемнадцать лет назад, когда сир Брекенридж, в составе армии Кабрийского ордена, оказался в ледяной ловушке, устроенной молодым скифарийским князем Высогором на замерзшем озере. Много славных воинов, облаченных в тяжелые доспехи, ушли тогда под треснувший лед вместе с конями. Оказался в воде и Роберт. Ледяная вода, ставшая алой от крови, вонзала в него мириады острых игл, а крепкие доспехи из защитника превратились в злейшего врага. Цепляясь за льдину онемевшими пальцами и проклиная тех, кто хватал его за ноги, он подумал вдруг: через несколько мгновений он из этого ледяного ада отправится в преисподнюю, в ад огненный. И жаждал этого — он хотел огня, много огня, лишь бы согреться, пусть даже и в пекле. С тех пор прошло немало лет, но, глядя на пламя, он всегда вспоминал те мгновения. А на огонь ему приходилось смотреть часто, ведь с тех пор его конечности постоянно зябли. Еще ныло правое плечо в том месте, куда вонзился крюк багра, которым несколько вражеских латников вытащили его из воды. Вместо огненного ада он попал в ад двухлетнего плена.
Некоторые из собравшихся ныне гостей были с ним в том бесславном походе. Но говорить об этом не любил ни он, ни другие лорды, выжившие в ледяной сече и прошедшие позор плена, после чего их обменяли на мыло.
Гости продолжали есть и пить, разговоры за столом становились все громче. Многие прибыли из таких отдаленных уголков королевства, что знали друг о друге лишь понаслышке, особенно молодые, но сейчас все уже перезнакомились, каждый выразил хозяину чертога свое почтение и благодарность за гостеприимство. Много часов назад были подняты первые обязательные тосты во славу двенадцати богов небесных колесниц и за здравие королевской семьи, а также за нерушимость Гринвельда, величайшего из королевств. Ну а потом гости навалились на угощение: иные проделали долгий путь и питались либо тем, что свита приготовит в походных условиях, либо в придорожных харчевнях. И все это не шло ни в какое сравнение с яствами, которые подают в чертогах великих домов, особенно в урожайный год.
Однако не за тем они все здесь собрались. Еще весной вестники принесли Брекенриджу письма с просьбой принять ассамблею высоких лордов. А значит, для собрания имелись весьма серьезные причины.
— И к чему хорошему это приведет! — послышался громоподобный бас лорда Эродина Тандервойса. — Облагать налогами своих вассалов ради чего? Ради черни?
— Но что в том дурного? — отозвался молодой и улыбчивый лорд Тристан Теней, сделав глоток душистого темного эля из серебряного кубка. — Отчего не построить в каждом феоде школу для простолюдинов?
— А резон какой? — ответил, кажется, лорд Тиодор Свон. — Вот у меня есть каменотес. Он обучен сызмальства своему ремеслу. И у него есть юный подмастерье, которого он научит тому же. Что мне нужно от моего каменотеса? Да чтоб он хорошо знал свое дело и передал знания молодому каменотесу, который будет работать для моих наследников. Зачем мне нужно, чтоб он умел читать, писать, считать? Какой прок от этого?
— Разве в ремесле человек образованный и грамотный не будет лучше невежды? — послышался хмельной смешок сира Ханте Уорна.
Да, точно он. Старина Уорн хмелел быстро: странно, что он еще в разуме, ведь застолье продолжается не один час.
— Чушь какая! — воскликнул Тандервойс. — Если в голове, скажем, у кузнеца только кузнечное дело, то и ковать он будет во сто крат лучше, нежели тот, чья голова забита мыслями об алфавите, цифрах, счете и всяких книгах. Это же неоспоримо!
Рыжебородый сир Ханте Уорн, известный тем, что во хмелю не стесняется отпускать самые колкие шутки в адрес не очень расположенных к этим шуткам людей, аж подпрыгнул на стуле и торопливо выпил еще вина, после чего вытер лицо рукавом расшитой золотом темно-зеленой туники.
— Вот, значит, как?! — заголосил он, видимо найдя очередной повод для шутки. — Следовательно, если бы славных воинов ордена с малых лет так опрометчиво не учили грамоте, счету и прочим наукам, что преподаются детям знатных особ, то они не попали бы так глупо на весенний лед Черного озера? Знали бы, что он имеет обыкновение весной ломаться, особенно под тяжестью бронированных коней и рыцарей?
Это уже была не просто шутка — особенно если учесть, что слышал ее Эродин Тандервойс, один из тех, кого скифарии взяли в плен на роковом озере. Князь Высогор знал, как унизить захватчиков после плена, и без того позорного: ведь в королевстве Гринвельд, особенно в Кабрийском ордене, скифариев считали варварами. Однако князь не стал четвертовать пленных, поджаривать на вертелах или делать сбрую для верховых медведей из кожи благородных рыцарей, как об этом болтали в Гринвельде. Он два года заставлял их трудиться в каменоломнях и на лесоповале, во имя восстановления того, что они разрушили во время своего бесславного захватнического похода, а потом, узнав о появлении в Гринвельде нового короля, послал ему предложение поменять пленных на мыло. После того Тандервойса и Брекенриджа с товарищами по несчастью стали втихую называть «мыльными рыцарями». Иные предпочли бы смерть такому унижению, однако Высогор казнил всего десять пленных, включая магистра ордена, — тех, кто был особо жесток к простым скифариям во время неудачного завоевания. Не менее унизительно было и то, что простых латников и кнехтов, которых силой погнали в зимний поход, скифарийский князь просто отпустил, сказав, что они вольны идти домой, ежели чувствуют в себе силы добраться до далекого Гринвельда. Многие понимали, что им придется пересечь выжженные нашествием земли, где озлобленные крестьяне могут просто изрубить их серпами да мотыгами. На лесных дорогах их могли поработить лихие люди или задрать свирепые хищники. А ведь дальше, на западе, за Змиевым валом, им предстояло пересечь бескрайний Змиев лес, где водилось не меньше зверья и встречались племена диких язычников. Однако многие решили рискнуть. Говорят, кто-то даже добрался до дома. А иные из кнехтов, понимая, какой путь им предстоит, попросились в подданные князя Высогора.
— Придержи свой беспечный язык, Уорн! — воскликнул, вскакивая, оскорбленный лорд Тандервойс.
— Что ты вообще знаешь о той битве, проклятый рыжебородый болтун? — злобно проговорил длинноволосый Матиас Губерту.
Это был еще один «мыльный рыцарь», которому, ко всему прочему, скифарии оставили на лице глубокий шрам. Когда вражеские латники доставали его багром из воды, то не проткнули плечо, как Роберту, а разорвали рот, лишив при этом еще и с полдюжины зубов. Едва ли это было сделано умышленно. Когда стало ясно, что предательский лед внезапно положил конец битве, а с ней и всему нашествию, скифарийские воеводы отдали команду спасать из ледяной воды тех врагов, кто не оказывает сопротивления. И теми же баграми, коими еще недавно стаскивали рыцарей с их коней, скифарии стали вылавливать тонущих. Кому-то при этом не повезло ко всем грядущим унижениям получить еще и увечья. Так и Губерту с тех пор приходилось прятать безобразный шрам за длинными черными волосами.
— Что я знаю? — продолжал сир Ханте Уорн. — Битву вашу я не видал, ибо дрался с другим врагом, который решил вторгнуться в оголенное вашим бездумным походом королевство с моря. Но наслышан, что вы рванулись клином по весеннему льду прямо в объятия огромного скифарийского медведя, распростершего свои могучие лапы по берегам того озера, к тому же разъяренного всеми бесчинствами, что вы творили в его берлоге! На его земле!
— Довольно! — прогрохотал лорд Тандервойс, и в его руках блеснул малый клинок. — Как я вижу, чертов шут, твоему языку тесно в хмельной голове! Так высунь его, и я отрежу лишнее!