Боевой вестник
Шрифт:
— Леон, ведь несколько мгновений назад все было прекрасно. Что произошло?
— Я устал. И желаю побыть один, — проворчал принц, растирая лицо.
Расстроенная рабыня поднялась и направилась к ступеням. Затем обернулась и взглянула на молодого человека, который еще недавно был хищником, терзающим добычу, а сейчас походил на кроткого ягненка.
— Ты ведь понимаешь, что тебе нельзя думать о ней? — тихо проговорила Шатиса. — Ты ведь понимаешь, кто она и кому принадлежит?
— Уходи…
— Послушай, Леон…
— Ты не слышала меня?
Шатиса вздрогнула,
— Позволь мне сказать… мой господин… Я покажу тебе ее.
— Что? — Принц поднял на нее удивленный взгляд.
— Ты ведь хочешь увидеть ее без вуали? Я помогу тебе. Она прекрасна, да… Но ты увидишь ее и успокоишься. Ведь ты поймешь, что я ничуть не хуже. Да, мои волосы, глаза и кожа светлей, но разве в этом дело? Я принадлежу тебе всецело, и нет в этом никакого прегрешения, в отличие от мыслей о чужой…
— Покажи мне ее, — выдохнул Леон. — Сейчас же!
— Тебе придется подождать, мой принц. Потерпи до полуночи.
Терпением и умением ждать Леон никогда не отличался. Но то, что происходило с ним сейчас, было похоже на помешательство и пугало его самого. Краешек заходящего солнца, казалось, застрял над горизонтом, и последние мгновения заката растянулись в бесконечность, не знающую жалости к смертным. Но когда солнце все же исчезло, стало еще хуже: в наступившей мгле ход времени вообще не ощущался. Леон мерил шагами свои покои, подходил к окну, растирал ладонью шею и снова метался из утла в угол в ожидании Шатисы. Мысли атаковали и ранили его одна за другой. Может, она обманула? Может, донесла императору? А может, обещание Шатисы показать Инару лишь померещилось и не было этого разговора в бассейне?
— Ты слишком нетерпелив, юный принц, — говорил ему когда-то Вэйлорд. — А нетерпение — мать поражения. Нетерпение — это тень отчаянья. Не умеешь ждать, так не берись за меч, иди в менестрели. Им ничего не надобно ждать. Они бренчат на своих лютнях, когда им взбредет в голову.
— В менестрели! Ты это говоришь наследнику гринвельдского трона!
— Если ты будешь сам бросаться на меч противника, то трон наследника не дождется. Или очень быстро опустеет вновь.
— Но ты сам говорил, что бой — не пир! Он должен быть скоротечным! Нельзя давать противнику измотать себя! Это твои слова, волк!
— Мои! Но ты не понял, что это значит! Ждать — не значит спать! Терпеть — не значит целую вечность махать мечом вокруг противника! Нужно уметь чувствовать время и выбирать подходящий момент для атаки. Ждать не много и не мало, а ровно столько, сколько требуется для победы! Начало боя — изучи противника. Середина — привыкай. Конец — порази!
Да, Вэйлорд бранил его, мучил, при каждом удобном случае нещадно бил учебным мечом. Леон пылал ненавистью. А ведь Вэйлорд вбивал в него разум, делал из мальчишки подобие себя. Уж он-то умел терпеть и выбирать время, этому у него стоило поучиться. Может, тогда Леон не мучился бы сейчас в ожидании наложницы. Но принц чувствовал себя так, словно вступил в неравный поединок с самим временем. И безнадежно проигрывал. Ничего в жизни ему еще не хотелось
Когда наконец вошла Шатиса, нетерпение толкнуло его в спину с силой боевого носорога.
— Где она? — выдохнул принц.
— Терпение, мой господин. Ты же не думал, что я приведу ее сюда? — ответила рабыня и протянула ему какой-то предмет.
— Что это? — Принц с удивлением взял бронзовый цилиндр, внутри которого был еще один цилиндр, потоньше. Его можно с легкостью выдвинуть, и предмет становился почти вдвое длинней — до четырех ладоней.
— Это «орлиное око», Леон. Изобретение ученых мужей Торная. Оно тебе пригодится. Ступай за мной и постарайся быть столь же тихим, как и я.
Крадучись, словно заговорщики, они покинули покои и направились к винтовой лестнице, ведущей на самый верх башни. С каждым пролетом становилось заметнее, что башня сужается. Если внизу ширина ее позволяла вместить две просторные ванные комнаты на первом этаже и покои для четверых заморских гостей на втором, то после пятого пролета ширины башни не хватило бы для одной только Леоновой кровати.
Еще выше место осталось только для самой лестницы, да и ступени стали поуже. Однако у вершины башня резко расширялась: здесь была площадка под остроконечной крышей, поддерживаемой пятью тонкими столбиками. Леон замер, увидев тут силуэт стражника с луком и колчаном стрел.
— Он не настоящий, — шепнула рабыня. — Только иногда сюда ставят настоящих стражников, иначе они смотрели бы только в покои наложниц, что на самом верхнем этаже дворца. Иди, не бойся.
Они взошли на площадку. Вид отсюда открывался великолепный, и весь двор императорского дворца был как на ладони. На окружающих территорию стенах, как и у главного входа во дворец, горели факелы. За стенами виднелись опустевшие улочки. В верхних полукруглых окнах дворца кое-где тоже теплился свет, в том числе и у ближайших окон и выхода на узкую террасу.
— Видишь эту дверь, что на террасу выходит? — шепнула рабыня. — Смотри туда. Воспользуйся «орлиным оком», и скоро ты через него увидишь Инару будто совсем рядом.
Принц так и сделал. Бронзовая трубка, именуемая «орлиное око», к его удивлению, действительно позволяла видеть любой предмет так, будто тот находился очень близко.
Ждать мильнэри его божественного величества пришлось недолго. Вскоре тонкие занавески, прикрывающие дверной проем и слегка колышущиеся от легкого бриза, расступились, отодвинутые девичьей рукой, и на террасу вышла она…
Розовая вуаль уже не скрывала ее лицо, но это были ее бесценные черные глаза под пронзающими сердце стрелами бровей. Леон пытался затаить дыхание, но не мог унять волнение и бешеное биение сердца. Он и прежде силился представить ее красоту, но действительность далеко превзошла его ожидания. Каждая ее черта была воплощением совершенства. Глядя на нее, Леон понимал, что если он и не совершил роковую ошибку, взглянув в лицо богине, то попал в капкан неведомых ему доселе чувств.
— О боги… — шепнул он дрожащим голосом. — Инара…