Бог бабочек
Шрифт:
– Мне тоже приятно. Юля.
– Так кто сексист? Он? – (Кирилл показывает на тебя худым пальцем и вопросительно смотрит на Женю сверху вниз. Их разница в росте довольно комична). – Неубедительно. Во-первых, слово «сексист» слишком размытое. Я считаю, надо говорить прямее: «женоненавистник» или «женофоб»…
– А про девушек – «мужененавистница» или «мужефобка», – весело подхватываешь ты. – Гениально!
– Станешь мужененавистницей с вами двумя… – ворчит Женя – но так же по-доброму. – А во-вторых что?
– Во-вторых, плохое отношение к карликам не попадает под определение сексизма, – важно заканчивает
– Сколько раз просила не звать меня карликом?! Это обидно!
– Да, вот так всё это и происходит, – вполголоса комментируешь ты, наклонившись ко мне. – Кирюха ляпает что-нибудь непонятное и загадочное, Шварц злится, и потом у нас на целый вечер дискуссия… Сегодня хоть посмотришь на эту неадекватность.
– Ой, шёл бы ты дальше свой суп варить! – советует Женя и добавляет вежливо – для меня: – Проходи, пожалуйста. Тут беспорядок, но чувствуй себя как дома.
Смотрю на тебя с удивлённой улыбкой.
– Ты варишь суп?
Когда мы приехали учиться в Т., у тебя были, мягко говоря, туманные представления о кулинарии. Даже более туманные, чем у меня, – что, конечно, естественно для семнадцатилетнего парня. «Я тут варил пельмени, они всплыли, и я подумал – испортились. А Тёма как давай ржать надо мной!» – со смешливой серьёзностью рассказывал ты.
Видимо, с тех пор в этом плане многое изменилось.
Как и во всех других.
– Да. Только тш-ш, не рассказывай никому! – (Ненароком коснувшись моего плеча, прикладываешь палец к губам). – Я теперь прилично готовлю. Шварц вот говорит, что съедобно получается, а…
– Врёт, – хмыкает Кирилл.
– …а Кирюха с ней не согласен. В общем, ты пока иди в зал, а я доделаю чудо-блюдо!
И ты стремительно исчезаешь на кухне. Вздыхаю: я вовсе не голодна, но лучше бы пошла не в зал, а с тобой. Однако придётся блюсти приличия.
Зал светел и просторен, как и прихожая, – и, несмотря на ваше с Кириллом присутствие, выглядит абсолютно по-девичьи. На диване громоздятся мягкие игрушки, письменный стол завален книгами и тетрадями, а полки и комод плотно заставлены всяческими безделушками – от зелёного значка Greenpeace до ароматических палочек и статуэтки бога Ганеши с головой слона (Женя интересуется индуизмом?..). Кирилл садится на пол, скрестив ноги, и нависает над огромным листом миллиметровой бумаги; ещё несколько таких же листов лежат рядом, вместе напоминая белый ковёр. На них начерчено что-то большое и жутковатое – мешанина из прямоугольников, шестиугольников, мелких цифр… С моих губ уже готов сорваться типичный испуганно-наивный вопрос гуманитария – «А что это такое?», – но Кирилл с тем же таинственным видом качает головой:
– Не спрашивай. Я могу объяснить, но спрашивать правда не советую.
– Убирай давай, у нас гости! – велит Женя. Кирилл безропотно начинает складывать чертежи. Усмехается:
– Вот она, домашняя тирания во плоти!
– У вас красиво, – отмечаю я. Ты гремишь посудой на кухне; к запаху мяса примешивается запах гречки. Спохватываюсь. – Я же принесла варенье… к чаю.
– Ой, спасибо! – восклицает Женя, принимая банку. – Как раз сладости почти закончились.
– Это для Димы, что ли? – флегматично осведомляется Кирилл.
– Да.
– Мм…
Он уносит листы в соседнюю комнату совершенно невозмутимо – но, кажется, подобно Вере, делает какие-то лишние выводы.
– Я думала, он у вас совсем разболелся, пластом лежит, – растерянно обращаюсь к Жене. – А он…
– Крепенький, да? – она хихикает. – Ну, покашлял, конечно, а так-то – что ему будет?
– Всё-таки ты жестока, – возвращаясь, с медлительной трагичностью роняет Кирилл. У него вообще странная манера говорить: слова тянутся долго и снисходительно, как скучное интервью какого-нибудь богемно-артхаусного творца в пенсне и мягком берете. – Жестокий карлик. Крошка Цахес.
Дождавшись, когда Кирилл подойдёт поближе, Женя коварно бьёт его игрушечной пандой. Замечаю на ней логотип WWF. В сочетании со значком Greenpeace – весьма внушительно.
– Ты занимаешься защитой животных?
Щёки Жени чуть розовеют.
– Ну, не то чтобы всерьёз. Так, любитель.
– Да уж, любитель… – протягивает Кирилл. – Когда мы там сплавили последнего? Неделя-то прошла?
– Последнего?..
Румянец Жени густеет.
– Он про Чарли. Вот! – (Вспорхнув с дивана, будто колибри, она хватает телефон, садится рядом со мной и показывает фото полосатого котяры с откровенно злодейской физиономией. У котяры порвано ухо). – Мы с ребятами его подобрали около месяца назад. Был еле живой, волочил одну лапку… Теперь вот нашли хозяина. И нечего смеяться над этим! – добавляет она, грозно сверкнув глазами в сторону Кирилла.
Он приподнимает бровь – слегка похоже на то, как это делаешь ты. Ну конечно: с кого ещё он срисовал эти вальяжно-покровительственные манеры?.. Только у тебя это получается красиво и не обидно, а у него – видимо, не всегда.
– У них что-то вроде…
– Маленького приюта, – вставляет Женя.
– …секты. Собирают всяких ушастых-блохастых, откармливают их, подлечивают – а потом по сто лет не могут найти хозяина. Держат временно у себя – это называется «передержка»… – (Он вздыхает и вытягивает длинные ноги). – Ну, и иногда это «временно» длится месяцами – потому что кому нужен такой подарочек?.. Вот мы с Дмитрием и страдаем. Я думал, он тебе рассказывал.
– Нет. Мы… – (отдаю Жене телефон), – давно не виделись. То есть виделись, когда он ещё не переехал.
– Понятно… В общем, Крошке Цахесу наплевать на наши мучения от шерсти на зубной щётке, кошачьих какашек в тапках и всё такое. Они там все так мыслят. Лишь бы не было плохо бедным животным, а люди – побоку.
– Не всё из твоих слов слышу, Кирюха, но, по-моему, ты расстраиваешь девушек! – с насмешливым упрёком кричишь ты из кухни. – А этого делать нельзя!
Последние слова тонут в шипении масла и скрежете ложки о сковороду – наверное, ты отправляешь овощную поджарку в суп. Я бы многое отдала, чтобы взглянуть на это.
Кирилл, хмыкнув, кричит в ответ:
– Как скажете, Дмитрий!
Показательная фраза. Если бы то же самое сказала Женя, он наверняка ещё долго бы препирался. Тебя хочется слушаться.
– Я не так уж часто их и беру в последнее время! – (Женя теперь тоже говорит громче – обращаясь явно к тебе. Оправдываясь перед тобой?..). – И никогда не беру крупных собак с тех пор, как вы вселились. Если бы вы хоть раз серьёзно сказали, что они вам мешают, я бы…
– Шварц, ну что ты выдумала-то, ну? – мягко спрашиваешь ты.