Бог из машины
Шрифт:
«Крепись, Рэйс! – сказал он себе. – Ты же помнишь, что тебе еще писать рапорт в Адмиралтейство, докладывать Священному Князю и отвечать потом на каверзные вопросы эрны Мэрсэйл?» И уж это точно будет похуже, чем расписывать матушке ход битвы! Эрн Сэйлит еще десять раз успеет пожалеть, что не сгорел вместе со своим флагманом. И даже категорическое требование Устава касательно действий адмирала его не спасет.
Когда эрн Арвэйл со своими людьми взошел на «Эдолкарби», чтобы захватить его, то заметил идущий снизу дым и немедля приказал идберранский флагман оставить. Вскоре идберранский корабль был весь в огне, и вдруг мачта «Эдолкарби» упала на наш: искры посыпались в крюйт-камеру, которая была открыта по причине сражения. Мгновенно подняло «Княгиню Лэйнсилэйн» на воздух, эрн Арвэйл, штурман, и еще человек десять попали на обломки;
Теперь у Рэйса зачесалось ухо. Кровь Морайг, уж не развел ли эрн Ройэлд, капитан «Мести Морайг», столь любезно уступивший генерал-адмиралу свою каюту, у себя на борту блох? Вот уж что было бы совсем неуместно! Хотя скорее всего это были просто истрепанные нервы генерал-адмирала в гремучем сочетании с усталостью и нестерпимой горечью потери. Никакая месть не утолит боль от гибели «Княгини». Пусть идберранский флот уничтожен, и, каким бы ни был исход этой экспедиции, Республика Идбер очень не скоро сможет восстановить силы, но… Кровь Морайг! Оддэйн и Белая Свора его! Жечь и топить конфедератскую сволочь!
Именно таким и был его приказ, отданный со шканцев «Мести Морайг», когда воспаленный взор эрна Сэйлита хищно нацелился на сгрудившийся в Лейриаррской бухте неприятельский флот. «Жечь и топить! Месть за «Княгиню», парни! Вырежем конфедератскую сволочь!» И еще пара-тройка выражений, каких точно не напишешь – ни в рапорте, ни в письме к матушке. И хриплый вой из сотен глоток моряков с «Мести Морайг» был ответом адмиралу, а вслед за ними этот древний кровавый боевой клич подхватили и с бортов других ролфийских кораблей. Над каменной чашей Лейриарра заполошно заметались чайки, а серебряный лик Морайг, когда заглянула она в ночные воды бухты, будто заранее умылся свежей кровью…
…Бухта при крепости Лейриарр, матушка, защищена была двумя мощными береговыми батареями, на западном берегу и на восточном. Противник же встал в две линии из 7 и 6 кораблей соответственно, прочие суда неприятеля выбрали позицию между линией и берегом. Дождавшись арьергарда, мы встали на якоря для бомбардировки, но покамест к укреплениям не приближались, ведя обстрел с удаления. Целью моей при этом было не столько нанесение фортам значительных повреждений, сколько создание над водою дымной завесы, дабы без помех соорудить из шнявы «Стрела» и корвета «Бдительный» два брандера. В 17 часов поставил я у входа в бухту на якорь бомбардирский корабль «Таран», с тем чтобы начал он обстрел вражеских судов. В полночь к «Тарану» подошел «Эйнсли», а полчаса спустя – «Кровь Кинэйда» и «Меч Конрэнта». В кильватере «Меча» пришли и брандеры. «Эйнсли», «Кровь Кинэйда» и «Меч Конрэнта» встали линией и атаковали неприятельский строй, «Таран» и фрегат «Гончий пес» – батареи на западной стороне бухты, а фрегат «Верный» и корабль «Расправа» – батареи восточной стороны. Прочие же корабли оставил я в резерве, сам же на «Мести Морайг» через четверть часа встал в линию баталии, также приказав открыть огонь. И вот в час пополуночи от выстрелов или «Эйнсли» или же «Крови Кинэйда» загорелся и взорвался корабль неприятеля. Горящие его обломки накрыли всю бухту, паруса стоящих в ней вражеских кораблей загорелись тоже. И почти тотчас же взорван был и второй неприятельский корабль. После этого мы прекратили пальбу, и в гавань вошли наши брандеры. «Стрела» сцепилась с уже горящим кораблем, а вот «Бдительный» прошел в глубь вражеского строя. Его командир, капитан-лейтенант эрн Дэйни, поджег запалы и вместе с командой покинул борт на шлюпке. Не успели они благополучно достичь «Эйнсли» (прошу Вас, матушка, сообщить благородной эрни Дэйни о в высшей степени достойном подвиге ее брата и добром его здравии), как «Бдительный» взорвался и поджег почти все оставшиеся в бухте корабли. К половине третьего утра еще 3
О себе скажу, что…
И тут Рэйс задумался снова. Про контузию, ожоги, а в особенности про чуть было не пробившую ему голову пулю писать не хотелось. Совершенно. Конечно, эрна Крэйдилейн не станет докучать сыну-адмиралу излишней заботой: это недостойно благородной владетельницы, да и возможности такой у матушки нет и не будет еще очень долго. Но к чему тревожить ее даже упоминаниями о незначительных этих ранениях? А не написать нельзя! Потому как эрна Крэйдилейн – не дура и прекрасно понимает: совсем невредимым из такого морского боя, как Лейриаррское сражение, не выходит никто – ни адмирал, ни последний юнга. И что же делать? По-ролфийски суровый и требовательный с подчиненными (а среди народа Морайг человека мягко-доброжелательного и покладистого никогда не назовут хорошим командиром – ролфи искренне считают, что чем громче на них рычат, тем лучше), перед матерью эрн Сэйлит откровенно робел, мгновенно превращаясь в застенчивого послушного мальчика, стоило ему сойти с борта флагмана своей эскадры и ступить на порог родительского дома. Даже Священные Княгини, обе сразу, не вызывали у Рэйса такого душевного трепета. Просто потому, что его богиня покамест смотрела на него глазами матери, а какой ролфи в здравом уме станет задирать хвост на богиню?
Он заснул, положив голову на так и не законченное письмо и не выпуская пера. И пришла в его сон женщина с длинной толстой косой, чье серебро отчетливо отливало зеленью, и положила тяжелую сильную руку ему на плечо, и утерла пот с горячего лба, и поцеловала в сомкнутые веки.
– Не плачь о «Княгине», Рэйс, мой сын, – молвила Морайг, Мать Всех Ветров. – Она теперь со мной. Ты зажег яркий огонь для своих братьев, мальчик, им не пришлось долго искать дорогу. Спи, Рэйс. Спи, мой сын. Я пришлю завтра ветер в твои паруса, а пока – спи.
Вилдайр Эмрис эрн Лэнси,
Священный Князь
Богиня пришла к нему на излете ночи, когда серебряные косы лучей ее светила разметались по идеально гладкому покрывалу моря Кэринси, словно по простыням черного шелка. Штиль смешал бы все планы Вилдайра, если бы он изначально не строил таких планов, нарушить которые может каприз Госпожи Всех Ветров. Он ждал ее прихода, конечно же. Немыслимо было и подумать, чтобы она не навестила возлюбленного здесь, в просторном адмиральском салоне «Короны Шанты». Ждал – но, как всегда то бывало прежде, все равно оказался не готов.
– Ты думал не обо мне, мой волк, – в гулком, чуть хрипловатом, словно звук сигнального колокола в тумане, голосе не было упрека, только констатация. – Твои мысли заняты моей Сестрой и ее дочерью. Снова.
Священный Князь по-волчьи прижал уши. Не стоило обольщаться спокойным миролюбием Морайг – Серебряная Луна изменчива, как и ее воплощения. Она не только Море и Ветер, она еще и Обман. Та, что предстает сейчас в облике Мэрсэйл, убивает с той же безмятежной улыбкой на устах, с какой дарит любовь. С нею нельзя договориться, каждый ролфи это знает. Только принять и любить.
– Я вызвал этим твой гнев, Изменчивая?
– Нет. – Жесткие сильные пальцы скользнули по косам ролфи в мимолетной небрежной ласке, словно богиня потрепала по холке верного пса. – Не вызвал. Я пришлю тебе ветер наутро, и он будет попутным. Твоя эскадра не опоздает на встречу с Рэйсом. Он славно потрудился, он и его свора – отметь их, мой волк. Я довольна жертвами: мои сети полны добычи, а в лодке стало тесно от героев.
– Но пришла ты не затем. – Вилдайр потерся щекой о мозолистую ладонь богини и заглянул ей в глаза. Морайг посетила его нынче не ради любви – для того чтобы дарить Князю свою милость, у нее была Мэрсэйл. – Зачем же?
– Твой змееныш. – Серебряная Луна отняла руку от его щеки и отступила на шаг. – Или лучше сказать – птенец, а?
– Не… совсем мой, – ролфи сморщил нос. – Птенец Эска.
– Не лукавь со мной, Вилдайр, – она ухмыльнулась. – Ты его уже присвоил. Разве кто-то из моих детей отдает добровольно добычу, уже побывавшую на зубах и распробованную? Ты забрал его себе, а вскоре надеешься заполучить и его мать. Об этом ты думал.
– Что с Шэйрром? – Вилдайр нахмурился. Он не любил, когда Морайг играла с ним в намеки – кому понравится, когда с тобой играют? Но в эту ночь у Серебряной Луны был, верно, не игривый настрой.