Бог не Желает

Эриксон Стивен

Серая медведица стояла, медленно переминаясь с лапы на лапу. Детеныши прильнули к мокрому животу.

Улыбка пришла на губы Дамиска, разлепляя их. Он ощутил вкус крови.

О, здесь было много запахов, которых медведям лучше избегать. Множество охотников, которые убили бы их в одно движение. Но они ушли, оставив одного, с запахом крови.

– Я забрал твоего мужа, - шепнул Дамиск, зная, что это ложь.
– Завалил его. Украл у тебя... помнишь? Он ушел слишком далеко. На плохую сторону гор. Я убил его.

Однако громадина колебалась. В лагере осталось много отбросов, звери не нуждались в Дамиске.

– Я убил его!
– крикнул Дамиск громче.
– Я твой! Где твоя смелость, проклятая?

Зверюга пыхтела. Подошла

ближе на несколько шагов, и снова застыла, приподнявшись на задние лапы. Показался медвежонок, и еще один. Они держались настороже. Зимний выводок, почти как взрослые черные медведи.

Дамиск мотал головой, пытаясь поймать ее взгляд. Касание глаз поможет, знал он. "Тут есть всё для тебя, дамочка. Смотри на меня!" Но голова ее моталась, раскрывались влажные ноздри.
– Смотри!

Взгляды сомкнулись.

Ее движение было невероятно быстрым.

Дамиск не вскрикнул, когда штыри вонзались в тело. Ни разу.

Сейчас он кричал. Очень и очень долго.

Глава семнадцатая

Культ Колтейна, Черноперого Бога, вначале поднялся на Семиградье. За шесть лет стал доминирующей религией всего континента. Быстро вошел в период расколов, роста многочисленных сект - многие были тайными и радикально-гностическими.

Храмы Черного Пера появились в каждом крупном поселении. Место Падения превратилось в место паломничества. Размножались образы и символы, зачастую непостижимого смысла. Разумеется, всеобщим и понятным было черное перо, как и Х-образный крест, часто окованный золотом и серебром. Золотые подвески в виде бабочек были менее понятны, как и храмовая практика заботы о виканских овчарках.

Интересно, что верующие происходили не из класса солдат или воинов. Большинство притекали из беднейших слоев населения империи. Должники, обездоленные, увечные и больные. Какое-то время - поистине темное - новообращенные похищали солдат и приносили в жертву в беднейших кварталах, среди круга отверженных. Разумеется, кары за это последовали суровые и официально одобряемые.

И конечно, эффект оказался обратным ожидаемому. Похищения прекратились. Однако вера стала верховым пожаром, охватившим не только Семиградье, но и остальные территории.

В малазанской армии этот культ презирали.

"Поджог, или Рождение новых религий в поздней Малазанской Империи". Фаэл Эйбел из Арена, что стоит подле места Падения

Серлис привели в комнату, загроможденную военным имуществом. Тощий юнец с сопливым носом подвел ее к столу. За столом восседала широкоплечая пожилая женщина, перебиравшая россыпь инструментов и кожаных ремешков. У нее были волосы на подбородке и по линии челюсти, плоское лицо намекало на ривийское происхождение. Запавшие темные глаза равнодушно изучили Серлис.

– Я Бловлант, - сказала женщина грубым, хриплым голосом.
– Ты новенькая, так шо сиди и слушай и раскрывай глаза ширше.

На краю стола лежал ворох кожаных доспехов. Бловлант сунула в него корявую руку и выудила рубаху с длинными рукавами. Всю в полосах прорех, кровяных пятнах и дырах.

Серлис узнала ее.
– Это Водички.

– Как и всегда, - тускло сказала Бловлант. Скомкала и кинула на пол.
– Ее излюбленная, говорит. Вешно хочет ее обратно сшить. И не спорь. Никогда не спорь. Так шо мы берем новую, вишь? Делаем порезы и тут же зашиваем, и молотим о камни и всячески мнем. Потом отдаем назад и она рада. Варбо! Тащи новую для Водички!

Еще один работник рылся в ящике у стены.
– Это не Водичкин ящик, Блов. Это ящик Второго взвода.

– Так найди Водичкин!

Варбо распрямился, почесал шелушащийся лоб.
– Мы ж в городе и не думали что нужно, так чтож упаковали глубоко в погреб.

– Глупо сделал, Варбо. Неважно где она. Водичка всегда найдет повод

пролить кровушку. Какой ты идиот, если не знаешь? Иди ищи рубахи!

Скривившись, Варбо затопал из комнаты.

Бловлант вздохнула.
– Он был солдатом прежде, а посля получил в голову. Теперша может лишь щитать. Вместо щет держим.
– Она указала на другую рубаху.
– Вишь как дурно пахнет? Эта Кожухова. Лопнули пряшки. Легко чинить.

Серлис села и огляделась. И пусть работа нудная. И пусть Бловлант уродлива лицом и пахнет не лучше лошади. Здесь, в обществе обозников, ей будет безопасно.

Четыре дня назад она хотела перерезать себе горло. А теперь вокруг нее много пустого нового места, которое нужно заполнять новыми вещами. Ей казалось, что она помолодела.

– Шо у тебя в глазах, девка?

– Слезы. Прости.

Бловлант уставилась на нее, потом со вздохом взяла рубаху.
– Это ш просто пряшки, девка, а пряшки ломаются. Кожух ломает пряшки потому шо он толще, чем думает. А мош, нет. Мош это Фолибор, крадется ночью, когда Кожух спит, и ломает, шоб Кожух думал, шо он разжирел. Почему ищо Фолибор чует к нам вину и покупает пряшки горстями, а ищо вино? Вишь? Все дело в понимании. Наши солдаты не задираются. Вот капитан Грубит - ох, это совсем иное дело! Его починку оставь мне. Хорошо шо он почти всё делает сам. Любит это дело.
– Она поднесла палец к волосистому виску, делая круговые жесты.
– Кто ш мог подумать, а? Лучшие швецы в легионе хотят лучше потрошить людей! Напрасная трата! Напрасная! Ну, подай тот ящик с пряшками и я покажу как и куда.

Штырь открыл дверь капитанской конторы как раз вовремя, чтобы помощники мэра выволокли бесчувственное тело.

– Мэр как раз уходит, - сказал Грубит из-за стола.
– Входите, сержант, - пригласил он, хмуро рассматривая круглые алые брызги на потертой столешнице.
– Похоже, дерево тверже кости. Интересно! Садитесь, старый друг. Прошу.

Штырь поправил стул и сел.
– Капитан, на северном берегу озера замечено движение. И компания Балка зашевелилась. В западном лесу полно гостей, только они не кажутся заинтересованными в торговле.

Грубит отыскал в корзине старую тряпку и вытирал кровь.
– Этот сорт упрямства, сержант, оставляет меня в недоумении. Другие сорта я отлично понимаю. Например, Бенжера с его решимостью исцелить местную женщину, одержимую неуправляемыми влечениями. Даже блаженную Водичку с желанием устроить погром в любом месте, где она окажется. Но стоять пред лицом разумных доводов, корча рожу и вздувая жилы на лице и шее. Какое создание добровольно упорствует в этом?

– Тупое, сэр.

Грубит наставил на Штыря длинный, безукоризненно ухоженный палец.
– Вы точны, мой дорогой! Весьма! Что же, отлично проделано. Купите последних одров, что сходят здесь за лошадей, и пусть рабочие удвоят усилия. Колеса, оси и дуги.
– Он бросил кровавую тряпку в корзину и сел прямее.
– Больше мешков с зерном и так далее. Расширьте пути обхода патрулей, особенно на северо-востоке, за опушку. И конечно, следите за югом и западом. Новые тетивы для арбалетов, новые наконечники для болтов. Раздать взрывприпасы...
– Он замолчал, разводя руками.
– Ох, послушайте мой лепет! Перед ветераном и так далее!

Штырь пожал плечами: - Забыл последний раз проверить фургоны. Благодарю, что напомнили.
– Он помялся.
– Эвакуация горожан по первому сигналу остается проблемой, сэр. Особенно в нынешнем состоянии... сознания мэра.

– Бессознательном? Вовсе нет. Оно идеально!

– Пока не очнется.

– Будет мутиться в голове несколько дней, уверен. О, у нас есть несколько дней?

– Неделя - при удаче, сэр. Но Благая Ролли так бы не сказала. Три, может четыре дня.

Капитан потер гладкий подбородок.
– Я подумываю послать регуляров в охранение гражданских. Скажите им, не больше полудня для сборов. Знакомые лица утешат местных жителей, я уверен.