Бог располагает!
Шрифт:
Даниель проводил его в кабинет Юлиуса и оставил наедине с книжными полками и собственными мыслями.
«В это время, — думал Самуил, глядя, как сгущается ночная тьма, — моя воля свершается: эти два автомата, воображавшие себя людьми, повинуясь толчку, данному мной, дерутся не на жизнь, а на смерть. Живым вернется один из двух.
Если Лотарио убьет Юлиуса, правила простого приличия не позволят ему жениться на его вдове. Что скажет свет, вся их священная мораль, если женщина выйдет замуж за убийцу своего первого мужа? Между Фредерикой и Лотарио ляжет труп — самое непреодолимое из всех препятствий.
И потом, если она все-таки захочет выйти за него, я воспротивлюсь этому. Напомню ей о слове, которое она мне дала. Я ей позволил взять Лотарио в мужья из великодушия, потому что это было единственным средством сделать ее богатой, ибо лишь при таком условии Юлиус оставлял им все свое состояние. Но теперь Юлиус лишил Лотарио наследства, как он мне написал. Он там еще пишет, что я его единственный друг в целом свете. Так кому же, если не мне, он мог теперь завещать свое добро?
Держу пари, что если бы я достал завещание, наверняка спрятанное в одном из ящиков этого секретера, я бы обнаружил там полное свое имя. В таком случае, женясь на Фредерике, я ее озолочу, так что мое достохвальное великодушие, прежде состоявшее в том, чтобы пожертвовать собой, с этой минуты велит мне предстать в роли жениха. Из чистой преданности Фредерике я должен буду взять назад свое прежнее разрешение и напомнить ей о ее былых клятвах.
Итак, смерть Юлиуса приведет сразу к двум следствиям, которые вкупе обеспечат мне обладание Фредерикой: Лотарио станет недостижимым, я — богатым.
Если же произойдет обратное и Юлиус прикончит Лотарио, все устроится и того лучше. Мы вернемся точь-в-точь к тем условиям задачи, что были в день их свадьбы. У меня останется всего-навсего один соперник, слабый, умирающий, готовый отойти в лучший мир, а все эти переживания нанесут ему последний удар. Впрочем, ведь и я здесь: если его смерть затянется, можно будет помочь.
В этом случае одно из двух: или, умирая, он успеет помириться с Фредерикой и переписать завещание на нее — тогда она принесет свое состояние мне; или он умрет прежде, чем произойдет примирение, — тогда я окажусь его наследником и принесу богатство Фредерике. С примирением или нет, миллионы и Фредерика все равно достанутся мне.
Недурная комбинация, черт возьми! Нет, Самуил, ты силен по-прежнему».
Пока Самуил размышлял подобным образом, наступила полная темнота и пришел Даниель, чтобы зажечь светильники.
Однако прошел уже целый час, а Юлиус все не появляется. Между тем, живой или мертвый, приехавший или привезенный, должен же он вернуться к себе домой, иначе быть не может.
Лотарио и Юлиус не должны были ждать наступления полной темноты, чтобы начать поединок. Предположим, они приступили в половине седьмого. Подобная дуэль, где противников обуревает смертельная ярость, длится обычно не более чем несколько секунд. Сейчас уже без малого восемь тридцать. У Юлиуса было время, чтобы дважды убить или быть убитым и вернуться.
На мгновение Самуилу явилась мысль, заставившая его улыбнуться своей обычной странной улыбкой. Юлиус и Лотарио встретились без свидетелей: что если, к примеру, Лотарио отверг пистолет, они стали драться на шпагах, да и проткнули друг друга разом, тогда не осталось бы живого, чтобы перенести мертвеца в карету. При таком исходе опоздание как нельзя более естественно.
Во взгляде Самуила вспыхнула молния торжества, но она тотчас угасла. Он не решился тешить себя такой надеждой. Это бы значило уж чересчур злоупотреблять благоволением судьбы.
Итак, он умерил свои притязания. Ему хватит и одного покойника.
Но хоть бы уж Юлиус прибыл! Нет терпения ждать так долго, когда твои козни, наконец, принесут плоды! Пусть рок изберет того, кого из двоих он предпочитает уничтожить, лишь бы уж решался поскорее!
Пробило девять.
Самуил начал беспокоиться всерьез, воображение рисовало ему непредвиденную случайность, помешавшую противникам встретиться или заставившую отложить дуэль на завтра. И тут во двор въехал экипаж.
Самуил бросился к окну.
Но на дворе царила темнота, к тому же карету заслоняла от его глаз галерея, укрывавшая крыльцо от дождя.
Он ничего не разглядел.
Тогда он сел, придал лицу бесстрастное выражение и погрузился в чтение газеты.
Дверь кабинета открылась.
Самуил спокойно повернул голову.
Перед ним в полумраке кабинета, сам похожий на тень, бледный, шатающийся, стоял Юлиус.
XLII
ОБЪЯСНЕНИЕ
Когда граф фон Эбербах заметил Самуила, его бледность усилилась. На лбу выступил холодный пот.
Самуил поднялся; лицо его не выражало ни малейшего волнения.
— Ты ведь хотел поговорить со мной? — произнес он. — Я ждал тебя.
Юлиус не отвечал ни слова.
Самуил продолжал:
— Мне сказали, что ты чем-то взволнован. Я знаю, чем. Я пришел, чтобы тебя успокоить.
— Ты знаешь?.. — прошептал Юлиус.
И, протянув ему свое собственное письмо, которое было написано им утром, он сказал:
— Читай.
Самуил притворился, будто читает послание, которое уже было ему знакомо. Вдруг он вскричал, словно объятый ужасом:
— Несчастный! Ты заподозрил Лотарио…
— Самуил! — с силой оборвал Юлиус, хватая его за руку. — Я тебе навек запрещаю произносить при мне это имя.
— Но, — сказал Самуил, — я бы хотел понять, что произошло. Ты сейчас откуда? Что ты там делал? Ты послал вызов Лотарио. Но пойми же, несчастный, он не имеет никакого отношения к отъезду Фредерики.