Бог располагает!
Шрифт:
— И тебе нечего мне сказать? — спросил Самуил.
— Сегодня вечером нечего. Но будь покоен, скоро мы поговорим.
Юлиус сказал это таким странным тоном, что Самуил призадумался.
Но дальше противиться настоятельному желанию Юлиуса было невозможно: ему оставалось только уйти.
— Я удаляюсь, — сказал он. — До скорой встречи.
— До скорой встречи, — отозвался Юлиус.
И Самуил удалился.
«Вид у него престранный, — размышлял он, спускаясь по лестнице и пересекая двор. — Ба! Это и понятно. Он же только что убил человека. Каково это, да без привычки! Он выглядел мрачно и вроде как одурел. А может, у него была какая-то тайная мысль. Почему он хочет остаться один в такую минуту, когда человек обычно не прочь, чтобы кто-нибудь составил ему компанию? Уж не задумал ли он случайно
Мы же теперь посмотрим, как преуспели разум и воля Самуила Гельба — приблизив Фредерику к Гретхен.
XLIII
В ДОРОГЕ
Пока Юлиус и Лотарио так основательно запутывались в сетях, расставленных Самуилом Гельбом, Фредерика в сопровождении г-жи Трихтер ехала к Страсбургу.
Фредерика была обеспокоена и печальна — грустила она о Лотарио, а тревожилась о графе.
Какое впечатление произведет на них обоих ее внезапный отъезд? Она была уверена, что Лотарио будет страдать, и совсем не уверена, что граф фон Эбербах придет в восторг. Что если господин Самуил Гельб ошибся? Вдруг Юлиус оставался в Париже по необходимости, а вовсе не из скромности и благородства? Что если у него и в самом деле есть какая-то важная причина не покидать Францию? И не будет ли он в таком случае недоволен, что его силой отрывают от средоточия его жизни и главных забот, пренебрегая его волей, определенно и неоднократно высказанной?
Чем более она удалялась от Парижа, тем сильнее чувствовала, как ее охватывает сожаление, чуть ли не раскаяние. Этот отъезд, больше похожий на бегство, тяготил ее. Она спрашивала себя, так ли уж нежность к ней графа фон Эбербаха и его самолюбие будут удовлетворены тем, что она самым фактом подобного бегства в известном смысле признала правомерность своей разлуки с Лотарио, свою неспособность устоять перед ним, когда он близко, и продолжать не видеться с ним согласно воле ее супруга? Собственный отъезд представился ей теперь совсем в ином свете, и то, что она совершила из деликатности по отношению к графу, стало казаться ей оскорблением, которым он вправе возмутиться.
И ради этого она решилась нанести такой удар в самое сердце Лотарио!
Она сожалела, что не сказала всего самому графу фон Эбербаху, не поговорила с ним открыто, чистосердечно, не спросила хотя бы, приятно ли ему было бы поехать в Эбербах, чтобы пожить там.
— Но вы же раз двадцать предлагали ему это, — говорила ей г-жа Трихтер, — да и господин Самуил Гельб вам объяснял, почему граф таит от вас свои подлинные желания: чтобы не злоупотреблять вашей преданностью. Не надо так себя изводить. Вы же не из каприза уехали и не очертя голову, а по совету человека, который вас вырастил, всегда был вам первым другом, а графа фон Эбербаха знает уж получше вас. Или вы сомневаетесь в господине Гельбе?
— Ну, конечно же, нет! — отвечала Фредерика. — Я полностью доверяю господину Самуилу Гельбу, он всегда был добр ко мне. Но что вы хотите, моя добрая госпожа Трихтер? Я не привыкла путешествовать, тем более одна. Я никогда не покидала Парижа, и мне странно, жутко колесить вот так одной по большим дорогам.
— Еще несколько почтовых станций, — сказала г-жа Трихтер, — и у вас это пройдет.
Но станции сменяли одна другую, а тревога по-прежнему терзала Фредерику. Госпожа Трихтер делала все возможное, только бы ее успокоить:
— Вы завтра сами будете смеяться над своими сегодняшними страхами. Господин Самуил Гельб в эту самую минуту пускается в путь, чтобы присоединиться к нам. Завтра вы его увидите, он расскажет вам новости о господине графе. Тогда вы пожалеете, что не насладились как следует этим прелестным путешествием в такой славной почтовой карете. Ну что это такое, скажите на милость! Господин Самуил Гельб так все хорошо устроил, что нам и заботиться почти что не о чем: все приготовлено заранее, на станциях нас уже ждут, возницы передают нас друг другу
Но утешения г-жи Трихтер не могли прогнать облако печали, с каждым часом все сильнее омрачавшее прекрасное лицо Фредерики.
Ночью она не смогла уснуть и, опустив стекла кареты, чтобы ветерок хоть немного освежил ее пылающий лоб, все смотрела, как черные призраки деревьев бегут вдоль обочины дороги.
На следующий день около четверти одиннадцатого она вдруг почувствовала, что ее сердце мучительно сжимается. Она содрогнулась, словно от сильнейшего, хоть и необъяснимого потрясения.
Это произошло в то самое мгновение, когда в прусском посольстве граф фон Эбербах швырнул перчатку в лицо Лотарио.
Таинственная чуткость любящей души! Это невыразимое страдание Фредерика испытывала до самой ночи, то есть до часа дуэли.
Потом ей показалось, что лихорадка вдруг отпустила ее и бешеное сердцебиение унялось, как будто все было кончено.
Фредерика впала в какое-то полуобморочное состояние, из которого ее внезапно вывела г-жа Трихтер. Она будила ее, говоря:
— Пора выходить. Мы приехали.
Почтовая карета и в самом деле успела въехать в Страсбург и остановиться у подъезда гостиницы «Солнце», которую Самуил выбрал для Фредерики и в которой они должны были встретиться.
Самуила там не было. Но это не означало, что он опаздывал. Он обещал прибыть не раньше вечера или ночью.
Есть Фредерике совсем не хотелось. Но, уступив настояниям г-жи Трихтер, она заставила себя перекусить. Поев через силу, она тотчас ушла к себе в комнату.
Она прождала до полуночи.
Но когда и в полночь Самуил не появился, девушка, измученная дорогой и волнениями, легла и уснула.
Тем не менее нетерпение разбудило ее очень рано.
Она позвонила. Прибежала г-жа Трихтер.
— Господин Самуил Гельб приехал? — спросила Фредерика.
— Нет еще, сударыня. Но вот письмо от него пришло.
— Письмо? — воскликнула девушка. — Но почему письмо, когда он должен был приехать сам? Скорее же, давай его сюда.
Она схватила письмо и стала читать вслух:
«Мое дорогое дитя!
Я рассчитывал, как и обещал, выехать около полудня, чтобы присоединиться к Вам. Но мне свалилось на голову непредвиденное дело, имеющее самое непосредственное отношение к моим политическим убеждениям. Мне придется задержаться здесь до вечера, причем позднего, а может статься, что и до завтра. Поэтому не ждите меня в Страсбурге.
По получении сего письма, не медля, продолжайте свой путь в Эбербах, где предупреждены о Вашем прибытии и встретят Вас как королеву.
Что до Юлиуса, то будьте покойны. Через несколько часов, даже раньше, чем он узнает о Вашем отъезде, я поведаю ему о великодушном решении, подсказанном Вашей преданностью. Я надеюсь на лучшее. Кто знает, не захочет ли он поехать вместе со мной, чтобы самому выразить Вам свою признательность? Это еще одна причина, почему мне есть смысл задержаться в Париже на несколько часов.
Когда прибудете в Эбербах, Вы на следующий же день или чуть позже получите письмо, откуда узнаете обо всем, что здесь было сказано, сделано и решено.
Берегите себя хорошенько. Скажите госпоже Трихтер, что я всецело поручаю Вас ее заботам и возлагаю на нее всю ответственность за малейшую неприятность или недомогание, которые могут приключиться с Вами.
До скорой встречи.