Бог во тьме
Шрифт:
Пятое слово (distazo) означает сомнение с оттенком робости и нерешительности. В нем заключается смысл, который мы вкладываем в такие выражения, как «принимать что-либо с оговорками» или «испытывать некоторые колебания». Матфей использует это слово, когда описывает, как «Иисус тотчас простер руку, поддержал его и говорит ему: маловерный! зачем ты усомнился?» (Мф. 14:31). Этим же словом характеризуются те, кто с недоверием отнесся к воскресшему Христу: «И, увидевши Его, поклонились Ему; а иные усумнились» (Мф. 28:17). Подлинная вера безоговорочна в своей преданности; сомнение имеет оговорки. Вера выступает вперед, сомнение держится в стороне. Сомнение допускает все возможности,
Общий смысл всех этих слов и выражений предстает со всей определенностью. Если человек «разрывается» в ситуации выбора и не способен «принять решение», если он «висит в воздухе» и не знает, на чью сторону «приземлиться», а также ожесточенно «спорит» с самим собой или «держится в стороне», выискивая «оговорки», то это не что иное, как «раздвоение сознания». В этом – сущность сомнения.
Утверждение, что сомнение не противоположно вере и не тождественно неверию, является решающим для всего нашего обсуждения. Сомнение – это состояние «подвешенности» ума, когда ни вера, ни неверие не владеют им целиком, оказывая на него лишь частичное воздействие. В этом состоит первостепенно важная особенность сомнения, позволяющая объяснить неправильное представление о его природе, – убеждение в том, что, сомневаясь, верующий предает веру и уступает неверию. Никакое иное заблуждение не способно вызвать большего беспокойства и так закабалить ранимого человека, испытывающего сомнения.
Между сомнением и неверием существует принципиальное различие. В Библии эти понятия отчетливо (хотя и не всегда строго) разграничены. Слово «неверие» обычно применяется по отношению к сознательному отказу от веры или к обдуманному решению не повиноваться. Следовательно, если сомнение представляет собой неопределенное состояние между верой и неверием, то неверие – это решение ума, отказавшегося от Бога; это состояние души, не подчиняющейся Богу, ибо она не верит в истину. Это следствие определенного выбора. Поскольку неверие – сознательный ответ на Божественную истину, за него, несомненно, следует нести ответственность.
Иногда слово «неверие» употребляется по отношению к тому, кто, безусловно, являсь верующим, испытывает сомнения, которым нет разумного оправдания и которые зашли так далеко, что могут действительно превратиться в неверие (напр.: Лк. 24:41). Такая двусмысленность библейской трактовки слова «неверие» свидетельствует не о теологической путанице, а о глубокой психологической проницательности.
Следовательно, существует возможность теоретически определить, что такое вера, сомнение и неверие. Вера – это решительное признание истины, неверие – ее отрицание, а сомнение – это чувство «раздвоенности». Но на практике это различие не всегда отчетливо видно, особенно если сомнение развивается в сторону неверия и находится в стадии смутного колебания между искренней неуверенностью сомнения и твердолобой убежденностью неверия.
Но общий дух библейского учения о сомнении лишен неопределенности. Это слово имеет множество смысловых оттенков, но его суть остается неизменной. Сомнение – это переходная стадия. Испытывать сомнения – значит быть «на распутье», находиться «между двух огней», это неумение выбрать между желанием утверждать и желанием отрицать. Поэтому представление об «абсолютном» или «полном» сомнении является логическим противоречием; сомнение, ставшее абсолютным, – уже не сомнение, а неверие.
Разумеется, мы можем называть свое сомнение «абсолютным» и даже обвинять себя в неверии, но только в том случае, когда нами движет стремление покончить с сомнением и не позволить ему перерасти в неверие. Отец одержимого отрока в Евангелии от Марка воскликнул: «Верую, Господи! помоги моему неверию!» (Мк. 9:24). Тем самым он осудил свое сомнение как неверие. Но Иисус, никогда не отзывавшийся на действительное неверие, показал, что расценивает это чувство как сомнение и, откликнувшись на мольбу, исцелил его сына.
Умение различать сомнение и неверие (хотя это не всегда удается сделать) полезно и действенно. Его значение, однако, состоит не в том, чтобы мы знали, когда сомнение перерастает в неверие (ибо знает только Бог), а в том, чтобы мы отдавали себе отчет, куда заводит сомнение, приближающееся к неверию.
Разумное сочетание анализа природы сомнения и умения понять, к чему оно ведет, составляет сущность христианского отношения к этой проблеме. Как ни странно, в этом же кроется причина того, что в Библии могут найти подтверждение правильности своего отношения и те, кто снисходителен к сомнению, и те, кто считает его недопустимым. Первые могут указать на огромную разницу между сомнением и неверием, а последние – на их значительное сходство. Но и те и другие оставляют без внимания сбалансированность библейского учения.
Именно эта сбалансированность и отличает тексты Нового Завета от взглядов современного ему греко-римского окружения. В первом веке мир мог похвастаться прекрасной осведомленностью о проблеме сомнения, но, как правило, ее возводили либо к противоречиям культуры, либо к философскому скептицизму. А в Новом Завете вера, являясь синонимом повиновения, подразумевает как знание, так и волю. Поэтому сомнение ассоциируется по преимуществу с поступками, а не с отвлеченными размышлениями. Следовательно, и проблема касается не только знаний и способа их получения, но и всей нашей жизни.
В Ветхом Завете особое значение придавалось не столько сомнению, сколько неподчинению Слову Господа. Но в Новом Завете сомнение решительно осуждается. Теперь, когда Бог со всей полнотой явил Себя через Христа, цена спасения неизмеримо возросла и у недостаточной веры осталось меньше оправданий.
Понимание того, что сомнение не тождественно неверию, но может к нему привести, помогает нам отнестись к интересующей нас проблеме более зрело и освобождает от крайностей слишком сурового или слишком мягкого подхода. Те, кто забывает о различии, впадают в грех чрезмерной суровости. Ставя знак равенства между сомнением и неверием, они фактически противопоставляют сомнение вере, что не соответствует ни тому, что написано в Библии, ни человеческому опыту. Настаивать на том, что только веру, лишенную сомнений, можно считать истинной, – значит не понимать сущности веры и познания. Повышенная требовательность бывает для веры более губительной, чем самые мучительные сомнения.
Между верой и сомнением можно провести такую же параллель, как между смелостью и страхом. Не страх, а трусость противоположность смелости. Страх совсем не обязательно лишает человека смелости. Но смелость не может позволить себе безрассудства. Возьмите, к примеру, автогонщика, борющегося за главный приз, спортсмена, участвующего в изнурительных соревнованиях, или альпиниста. Каждый из них обладает мужеством, которое управляет страхом и подчиняет другие эмоции, в результате чего их смелость не допускает бездумного риска.
Ситуация с верой и сомнением аналогична. Неверие, а не сомнение противостоит вере. Появление сомнений вовсе не означает исчезновение веры, ибо сомнение – это вера на распутье. Что разрушает веру, так это непокорность, постепенно переходящая в неверие.
Это второе важное положение уравновешивает первое и предостерегает от следующей крайности – чрезмерной терпимости к сомнению. Сомнение не неизбежно, но оно всегда опасно. Некоторые люди так остро реагируют на отрицательное отношение к сомнениям, что невольно вызывают и даже приветствуют их в себе. В данном случае ошибка состоит в том, что происходит обособление сомнения от веры и неверия, и сомнение рассматривается само по себе. В результате они задают единственный вопрос: «Как работает сомнение?» И ответ, поскольку он совершенно абстрактен, ничего не дает.