Бог Войны
Шрифт:
— Ты ему веришь? — спросил Финан.
— Кому на севере можно верить?
Я знал лишь одно — Этельстан собирается воевать.
Но с кем?
— Это лишено смысла, — настаивала Бенедетта в тот вечер.
— Разве?
— Он говорит, что Константин был унижен, так? И теперь Константин баламутит воду, поскольку его посрамили. А Этельстан снова унизит Константина. От этого будет лишь еще больше бед!
— Возможно.
— Не возможно, а я права! Дракон не солгал. Зло придет с севера. Этельстан будит дракона! Увидишь, что я права.
— Ты всегда
Она с неожиданной силой ударила меня по руке и рассмеялась. Лежа без сна, я думал о том, что она права. Этельстан и правда надеялся завоевать Шотландию? И как он сумеет покорить эти дикие племена? Или он солгал мне? Сказал, что нападет на Шотландию, чтобы я не был готов к внезапной атаке на Беббанбург?
Мы выжидали. Ночью небо Беббанбурга светилось кострами войска Этельстана, а днем дым смешивался с собирающимися облаками. На месте яркого шатра выстроили деревянный частокол выше человеческого роста, с боевым помостом — предположительно, чтобы помешать нам делать вылазки в огромный лагерь, куда с каждым днем прибывало все больше людей. Корабли Этельстана патрулировали побережье, к ним присоединилось еще шесть. Может, это и была притворная осада, но выглядела она вполне настоящей.
А недели через две после появления Этельстан ушел на север. Его войско снималось с места целый день. Сотни всадников, сотни вьючных лошадей, все ушли по дороге на север, ведущей в Шотландию. Он не солгал мне. Корабли тоже ушли, наполнив летним ветром драконьи паруса, и за ними шел Спирхафок.
Я обещал Этельстану помощь, но не собирался оставлять Беббанбург беззащитным. Я сослался на возраст.
— Месяц или больше верхом, мой король? Я слишком стар для этого. Я пошлю сына с сотней всадников, но, с твоего позволения, лучше присоединюсь к твоему флоту.
Он несколько мгновений смотрел на меня.
— Я хочу, чтобы скотты видели твое знамя. Твой сын его понесет?
— Конечно, и на моем парусе нарисована волчья голова.
Он рассеянно кивнул.
— Тогда приводи свои корабли.
Было время, думал я, когда он умолял бы меня скакать рядом с ним, вести моих людей вместе с его воинами, но теперь он был уверен в своей силе и, как ни горько об этом думать, считал меня слишком старым. Он хотел, чтобы я пошел на север, но только в качестве доказательства, что я ему верен.
Поэтому, взяв с собой сорок шесть человек, я с порывистым лёгким ветром вывел из гавани Спирхафок и присоединился к стремящемуся на север флоту. Пусть Этельстан и велел мне привести корабли, но я взял только Спирхафок, оставив большую часть воинов в гарнизоне под командованием Финана. Он ненавидел море, а я любил.
Странным было море в тот день. Спокойным. Южный ветер не поднимал бурных волн, лишь вздыхал над бескрайней сверкающей зыбью. Флот Этельстана не спешил, довольствуясь тем, что идет вровень с пешей армией, которая шла северной дорогой. Некоторые корабли даже приспустили паруса, чтобы не обгонять тяжёлые суда с припасами для войска. Стоял тёплый день на исходе лета, и мы шли в жемчужную дымку. Спирхафок — славный корабль, и постепенно он обгонял флот. Только у него была звериная голова на носу — гордый сокол-перепелятник, а все остальные, кого мы обгоняли, несли на носу кресты.
Самым крупным кораблем,
— Вам не следует обгонять флот! — прокричал рулевой.
— Не слышу!
Коэнвульф, напыщенный и краснолицый, очень гордый своим благородным происхождением, обернулся к нам и насупился.
— Ваше место в самом хвосте! — резко выкрикнул он.
— Да, мы тоже молимся о добром ветре! — прокричал я в ответ, весело махнул в знак приветствия и навалился на рулевое весло.
— Вот заносчивый ублюдок, — сказал я Гербрухту, и тот ухмыльнулся.
Коэнвульф опять закричал, но на этот раз я его и вправду не расслышал, и позволил Спирхафоку лететь вперёд, пока мы не оказались впереди всего флота.
Той же ночью корабли Коэнвульфа встали на якорь в Туэде, и я сошёл на берег повидать Эгиля, которого обнаружил стоящим на боевой площадке своего частокола. Эгиль пристально смотрел куда-то вверх по течению. Небо в той стороне алым заревом окрасили костры лагеря Этельстана, полыхавшие далеко, за первым бродом через Туэд.
— Значит, он в самом деле направляется во владения Константина? — спросил Эгиль.
— Да.
— Будит дракона?
— Так сказала Бенедетта.
— Она умная.
— А я?
— Ты везучий, — ухмыльнулся Эгиль. — Так ты плывешь на север?
— В знак верности.
— Тогда я с тобой. Я могу тебе понадобиться.
— Ты? Мне?
Он снова ухмыльнулся.
— Надвигается буря.
— Сроду не видел более устойчивой погоды.
— Но она надвигается! Через два-три дня.
Эгиль скучал, он любил море, и потому поднялся на борт Спирхафока, прихватив с собой кольчугу, шлем, оружие и пылкость, а своего брата Торольфа оставил охранять их земли.
— Вот увидишь, что я прав, — поприветствовал он меня. — Грядет большая буря!
Он оказался прав. Когда флот пришвартовался в широком устье Фойрта, который Эгиль называл Черной рекой, с запада пришел шторм. Коэнвульф приказал своим кораблям встать на якорь у южного берега. Он бы предпочел вытащить корабли на сушу, но армия Этельстана все еще находилась за много миль отсюда и не подойдет к побережью, пока не пересечет Фойрт. Коэнвульф опасался, что люди Константина могут атаковать причалившие к берегу корабли, и поэтому они встали на якорь. Я сомневался, что армия Константина где-то рядом, но земля за южным берегом переходила в крутые холмы, и я знал, что неподалеку есть поселение, защищенное внушительным фортом.
— Дан-Эйдин, — сказал я, показывая на дым, поднимавшийся над холмами. — Когда-то моя семья правила всеми землями до Дан-Эйдина.
— Какого еще дана? — спросил Эгиль.
— Никакого. Это крепость, — объяснил я. — И большое поселение.
— Они будут молиться о шторме с севера, — мрачно заявил Эгиль, — чтобы разграбить останки кораблекрушения. И получат его!
Я покачал головой. Флот встал на якорь в широкой бухте, и ветер дул с юго-запада, с берега.
— Корабли здесь в безопасности.