Богачи
Шрифт:
Теперь он в безопасности. Он пришел к Митч и не с пустыми руками!
Закери аккуратно достал из кармана джинсов пакетик с героином. Продавец поклялся, что товар первосортный. Трясущимися от нетерпения пальцами Закери развернул пакетик и стал готовиться к долгожданному воспарению.
Продавец не наврал. Через несколько минут Закери почувствовал, что отрывается от земли. В мозгу у него вспыхнуло яркое пламя. Последнее, что он видел, было лицо Смоки. Она улыбалась ему ярко накрашенными губами и дразнила, зовя за собой.
33
День похорон Закери выдался тихим, светлым и безоблачным.
Семья Калвинов хоронила сына и брата, и весь мир словно надел траур. Гроб черного дерева покрывал огромный венок из белых лилий. На широкой ленте было написано: «Дорогому Закери, который навсегда останется жить в наших сердцах и памяти. Папа, мама, Тиффани и Морган».
Кортеж машин остановился неподалеку от вырытой могилы, и пока похоронные агенты вытаскивали гроб из катафалка и водружали его себе на плечи, дверь переднего автомобиля распахнулась, и из нее показался Джо. Его спина сгорбилась под тяжестью горя, а на лице каменной маской застыло отчаяние. Следом за ним появилась Рут, ставшая вдруг еще более хрупкой и бесплотной, в густой вуали и со скомканным носовым платком в руке, затянутой черным шелком перчатки. Тиффани и Морган с заплаканными, покрасневшими глазами, обе в траурных одеждах и с подколотыми под маленькие черные шляпки волосами, вышли из машины последними. Вся семья застыла в растерянности и не сводила глаз с гроба, который вдруг показался им крохотным. Каждый вспоминал в этот момент того, кто лежал в гробу, живым, светловолосым веселым мальчиком.
Друзья и дальние родственники сгрудились в кучу и нерешительно топтались на месте, не зная, что делать дальше, но зорко следя друг за другом. Их сострадание безутешному горю семьи было искренним, поскольку каждый из них когда-то кого-то терял и мог представить себе, что чувствуют сейчас отец и мать, прощаясь с сыном.
Наконец Джо и Рут медленно двинулись к черному пятну на фоне зеленой травы, которое должно стать последним пристанищем их сыну. За ними потянулись остальные, среди которых было множество людей, Калвинам незнакомых. Сиг с женой тоже присутствовали на траурной церемонии. Но Джо не видел его, как и прочих. Он стремился вперед, увлекая за собой Рут, ослепленный влажной пеленой, выступившей на глазах. Рут, казалось, плохо понимала, что происходит. На ее лице застыло выражение глуповатого детского недоумения. Тиффани поджала губы, а по щекам у нее текли слезы. Морган тихо всхлипывала, стараясь не дать вырваться наружу душившим ее рыданиям.
Процедура отпевания оказалась простой. Священник произнес над гробом Закери трогательную и глубоко прочувствованную речь:
— Этот прекрасный молодой человек, олицетворявший собой саму юность и жизнь, мог бы стать гордостью своей семьи и приносить радость всем нам, но пал жертвой величайшего и страшнейшего порока, угнетающего человечество. Если бы не зло, овладевшее им, которое он тщетно пытался побороть, он мог бы стать прекрасным гражданином своей страны, настоящим американцем. Мы сохраним в воспоминаниях, каким был Закери при жизни: послушным сыном, преданным другом, добрым братом. Мы сохраним в своих сердцах память о человеке, который безвременно покинул своих родных и близких. Пусть же он обретет мир и покой, которых напрасно искала его душа при жизни.
Все как завороженные смотрели на гроб. Над венком из благоухающих белых цветов жужжал шмель, собирая сладкий нектар. Он делал небольшой круг над цветком, садился в его сердцевину, копошился там мохнатыми лапками и вдруг резко взлетал вверх. Тиффани долго наблюдала за ним, пока наконец насекомое не улетело совсем. В сердце ее зародилась надежда, что бессмертная душа брата точно так же оторвется от бренного тела и воспарит туда, где нет страданий и боли, преследующих человека на его жизненном пути.
Джо и Рут опустились на колени перед гробом сына и тихо шептали слова молитвы. Тиффани положила руку на плечо отцу и услышала, как он вымолвил:
— Прости меня, Зак. Господи, прости меня.
Для Тиффани наступил самый тягостный момент прощания. Она вдруг поняла, что всем присутствующим есть за что просить прощения у Закери. Каждый из них мог бы сделать для него больше, чем сделал, и прежде всего их семья, которая любила его, но никогда не принимала всерьез — ни в детстве, ни тогда, когда он вырос и превратился в страшащегося собственного будущего юношу.
Кто-то взял ее под руку, и, обернувшись, Тиффани увидела Морган. На ее лице, утратившем самодовольное и беспечное выражение, лежала печать непритворного страдания. Перед Тиффани стояла не капризная, привыкшая ко всеобщему обожанию девчонка, а зрелая женщина, сгибающаяся под гнетом собственных проблем.
— Тифф, я этого не вынесу, — простонала Морган и уткнулась в плечо сестре.
Траурная церемония подошла к концу. Черная рыхлая земля, которой забросали гроб, опустив его в могилу, покрылась красочным цветочным ковром, состоящим из сотен венков и букетов. Служащие «Квадранта», прислуга с Парк-авеню и из Саутгемптона, школьные друзья Закери оставили здесь знаки своего скорбного сочувствия. Гарри заказал из Лондона огромный венок. Глория потратила недельное жалованье на корзину гиацинтов. Грег принес букет с лентой, на которой золотыми буквами было начертано: «Мы все тебя любим».
Тиффани пригляделась к карточке, приколотой к букету розовых гвоздик, и узнала ровный почерк. «Закери, который всегда был и останется для меня младшим братишкой. Хант».
Никто при этом не заметил скромного букета полевых цветов с запиской: «Передавай привет Смоки. До скорой встречи. Митч».
— Мы можем поговорить, Тифф? — спросила Морган. — Завтра утром я возвращаюсь в Лондон, а мне столько нужно сказать тебе!
Сестры встретились два дня спустя после похорон Закери в квартире родителей, куда Тиффани заглянула, чтобы повидаться с Джо.
— Конечно. А разве папа еще не вернулся? — Тиффани озабоченно взглянула на часы. Половина седьмого вечера. Обычно Джо в это время уже дома.
— Отец ужасно выглядел, когда ушел на работу сегодня утром. Я советовала ему остаться дома, но он не стал меня слушать. Мама так и не вставала. Приходил доктор и сделал ей укол. Он говорит, что придется провести целый курс, чтобы поставить ее на ноги.
— Бедная мама! — Тиффани села на софу, запрокинула голову и прикрыла глаза. Господи, как она устала!